Елена Грушковская - Багровая заря Страница 29

— Для состояния покоя достаточного одного неглубокого вдоха в пять минут, — сказал Оскар. — Ничего, скоро ты привыкнешь. Попробуй не дышать.

Я задержала дыхание и из любопытства засекла время. Прошло тридцать секунд, потом минута, но я спокойно задерживала дыхание, не чувствуя нестерпимого желания скорее сделать вдох. Не было распирающего чувства в груди: там всё было ужасающе спокойно. Прошло пять минут, и только в начале шестой я почувствовала некоторую потребность во вдохе. Я сделала его, а потом опять не дышала очень долго.

— Ты привыкнешь, — сказал Оскар. — И вообще забудешь о дыхании.

— Ну, как она вам? — спросил Оскар Аделаиду.

Аделаида взяла моё лицо в свои ладони и полюбовалась мной с улыбкой.

— Красавица, — сказала она.

Её ладони перестали быть холодными, и я догадывалась, почему. Наши температуры сравнялись. Аделаида достала из ящика комода старинное зеркальце в резной оправе из слоновой кости и взглянула на Оскара. Тот кивнул. С зеркальцем в руках Аделаида подошла ко мне и сказала с улыбкой:

— Посмотрите, милочка, какая вы стали.

Мои серовато-бледные руки взяли зеркальце и поднесли к лицу. Из тёмного овала в оправе на меня глянуло мраморно-белое лицо — ни кровинки на щеках, с огромными тёмными омутами глаз. Странное дело, когда они успели так потемнеть?.. Ведь были же светло-голубые. Или дело в зрачках, ставших жутковато подвижными, с постоянно меняющимся диаметром? Жуткие глазищи… Не мои, точно. Вдруг меня осенило…

— А почему я отражаюсь? Ведь вроде бы вы… — Я осеклась, осознав, что уже сама теперь принадлежала к тем, кого только что обозначила этим местоимением «вы», — к хищникам… И мой язык, с трудом повернувшись, поправил эту оговорку: — То есть, МЫ… не должны иметь отражения.

Оскар пристально следил за этими моими колебаниями между «вы» и «мы». Когда я, споткнувшись, выговорила «мы», в чёрной холодной бездне его гипнотического взгляда отразилось нечто вроде одобрительной усмешки. А над моим вопросом он мелодично и мягко, беззлобно рассмеялся, словно услышал детский лепет.

— Очередное людское заблуждение относительно НАС, дорогая, — сказал он. — Как видишь, отражение мы имеем. Ну что ж… Поздравляю тебя! Вот и свершилось… Всё плохое позади. Ну-ка! — Он склонился ко мне, взял за подбородок. — Открой ротик, малыш.

Я открыла рот, и Оскар засиял довольной улыбкой.

— Вот они, наши зубки! — сказал он ласково. — Какие хорошенькие, беленькие, острые! Им так и не терпится в кого-нибудь вонзиться, да?

И в его устремлённых на меня глазах зажглись красные огоньки. Я провела по зубам кончиком языка… Странные ощущения. С зубами было явно что-то не так… Клыки как будто не удлинились, но стали крупнее и выпирали из дёсен вперёд непривычно большими буграми. Такое чувство, будто мне вставили вместо клыков зубы крокодила, глубоко и крепко загнав их в челюсть.

— Они не очень… длинные, — пробормотала я, рассматривая себя в зеркале, услужливо демонстрировавшем во всех подробностях форму моего нового прикуса.

Оскар улыбнулся.

— Они примут нужную длину, когда ты почуешь добычу, — шепнул он мне на ухо.

Меня одели, поставили на ноги, и Оскар, поддерживая меня, торжественно объявил:

— Ты отправляешься на свою первую охоту, наша новая сестра! Хотя сестрой тебя именовать ещё рановато, поскольку ты ещё не принята в Орден… Но это случится в скором времени.

Итак, новорождённая хищница, слабая и шатающаяся от голода, была выведена на улицу её матёрым и опытным собратом и наставником. Холодная мартовская ночь была полна запахов и звуков, а холод был ей нипочём: она не мёрзла в кожаном плаще, надетом поверх тонкого джемпера. Она ещё не вполне освоилась со своими новыми способностями: чувствуя какой-нибудь запах, она осматривалась в поисках его источника, но не могла понять, откуда он шёл. Например, ощущая запах кошки, самой кошки она не видела поблизости, но её ухо улавливало кошачью возню в ближайшем подвале. Проходя мимо жилых домов, она слышала людей. Пук, кашель, сморкание, шарканье тапочек, голоса, скрип кровати, вздохи занимающихся любовью — ночь наполнилась звуками, которых она раньше не слышала. А ещё она чувствовала тепло, исходящее от живых объектов, и чувствовала на большом расстоянии. Она могла даже определить, мужчина это или женщина, и всякий раз вздрагивала при встрече с редкими поздними прохожими, потому что угадывала правильно.

— Осваивайся, — сказал Оскар. — Выбирай, кто тебе по вкусу, а я, так уж и быть, поймаю его для тебя. Сама ловить ты ещё не умеешь, но теперь тебе придётся учиться охотиться самой… Хочешь, не хочешь, а придётся, потому что кушать хочется всегда.

Они прошли ещё метров сто по улице, пока хищница не почувствовала человека. Молодой мужчина, не слишком крупный, чистоплотный, вполне здоровый. Её наставник уже смотрел в ту же сторону.

— Хочешь его? Изволь. Неплохой экземпляр, хотя мелковат. Но нам с тобой хватит, чтобы заморить червячка.

Он велел своей ученице спрятаться за тёмным углом и звать на помощь жалобным голосом, а сам исчез где-то в тени.

— Помогите! — проблеяла хищница. — Помогите!

Их жертва, кажется, услышала и остановилась в замешательстве. Хищница стала звать ещё громче и жалобнее и почувствовала приближение этого человека. Она уже слышала его шаги, лёгкие и быстрые, и определила, что это даже не мужчина, а молодой парень. Её медленно бьющееся сердце сжалось: ведь он спешил к ней на помощь! Опять эти угрызения. А тут ещё откуда-то повеяло холодом и каким-то затхлым, отвратительным запахом — как гниющие зубы. Какие-то гадкие существа приближались к ней с другой стороны. Шакалы, догадалась хищница. Ждут, когда можно будет поживиться. Она вдруг представила себе, как молодое тело будут разрывать на части их мерзкие вонючие пасти, и ей стало муторно и страшно за этого парня, которого уже подстерегал её учитель. Что-то от прежней Лёли ещё оставалось в ней, и это что-то называлось сострадание. Как воспоминание из прошлой жизни, оно дотронулось до её сердца, ошарашило её, остановило. Оно мешало ей, но она не могла с ним совладать. Почти забыв о голоде, хищница выскочила из своего укрытия.

— Бегите! — размахивая руками, закричала она приближающейся невысокой стройной фигуре. — Умоляю вас, бегите отсюда скорее!

Но было слишком поздно. На стройную фигуру сзади прыгнула чёрная тень и без единого звука повалила её и прижала к асфальту. Шакалы приближались, и молодой хищнице даже казалось, что она слышит урчание их животов. Где-то кралась кошка, и хищница почему-то знала, что ей страшно приближаться к ним. Хищницу охватила слабость и дурнота, и она осела на асфальт.