Николай Басов - Игра магий Страница 29

И требовалось некоторое время, чтобы она могла восстановиться, сумела прийти хотя бы в какое-то подобие нормы. Но что было хуже всего — значительная часть этого магического откатного удара по тому каналу, который теперь связывал Сару с Сероплатом, обратив мантикора в ее продолжение, в часть тела или в подобие оружия, сработал, передавая ему этот самый ступор, в котором она оказалась.

Сару как озарило. Она поняла, что случилось. На демонике были доспехи не просто старые, на нем были доспехи Корсуна! Древнего воина и короля, которые были заколдованы таким образом, чтобы отражать и прямые удары оружием, и даже довольно значительные формулы магического нападения, как получилось сейчас с ней, архимагичкой Сарой Хохот. Ходили слухи, правда никем не подтвержденные, что сделаны они были из кожи дракона, но в более древних манускриптах встречалось мнение, что их изготовили из шкур гигантских морских бродильников, которые когда-то расхаживали по поверхности моря, потому что самой магической структурой своей шкуры отталкивались от воды.

Но кто же знал, что Джарсин подстроит ей такую ловкую, такую совершенную ловушку — отдаст своему рыцарю доспехи Корсуна, которые, как было записано в некоторых книгах, у нее все еще имелись, и не истлели от времени, и оказались в таком вот превосходном состоянии, не утратив своих основных магических качеств?

Да, это была ловушка, и она сработала. Потому что, как Сара видела словно бы через толстое и мутное стекло, демоник даже не покачнулся от ее магического воздействия и уж тем более не застыл ни на мгновение. Наоборот, он воспользовался моментом, сделал пару выпадов, и стало ясно, что эти его удары пришлись Сероплату в самые уязвимые места. Одним ударом Шоф распорол мантикору шейную артерию, а другим пробил трахею где-то в районе межключичной ямки на груди. Собственно, это были не удары воина, это были выпады палача, который попросту прикончил свою жертву, не обратив внимания на то, что та не имела возможности закрыться, защититься хотя бы самым слабым и ненадежным образом. А возможно, и даже скорее всего, именно поэтому он так и ударил, понял, насколько мантикор беззащитен перед ним в эти мгновения.

Демоник победил. Это Сара поняла, будто бы сама получила эти удары, хотя, конечно, она почувствовала их в очень ослабленном виде, не сильнее, чем если бы ее в указанные места укусил какой-нибудь овод. Но с Сероплатом все было кончено. Шоф даже не смотрел теперь на него, он просто отвернулся, тяжко уронив руки с окровавленными мечами, и пошел к своему плащу, который по-прежнему валялся на краю арены.

Мантикор постоял еще, пока демоник делал эти несколько шагов, потом забился, стал кататься по песку, смешанному с мелкой галькой и опилками, а затем все стало ясно даже зрителям.

Сара рывком поднялась из своего кресла. Она сделала то, чего делать не следовало, она почти сама, своей магией убила Сероплата. И проиграла? Чего тоже не могло быть, но все же произошло.

Она не заметила, как вылетела со своего балкончика в комнату, где оставались столики, уставленные угощением для нобилей из челяди басилевса. Гнев душил ее, причем не просто сжимал ей горло и грудь, но кипел во всем ее тренированном, сильном теле. Шурша платьем, в темпе, которому мог бы позавидовать любой из воинов, которые сегодня выступали на арене до Шофа и Сероплата, она прошагала вперед, к выходу. Один из столиков с вином, персиками и чем-то еще опрокинулся, хотя Сара даже не задела его, драгоценный серебряный кувшинчик вдруг жалобно застонал, и на его украшенной изумительной эмалью выпуклой поверхности появилась трещина, через которую тут же стало просачиваться вино.

Сара была в бешенстве. В коридоре ей поклонился один из служителей Колизея с намерением проводить гостью, но она резко оттолкнула его, сейчас она не нуждалась ни в каких провожатых. К несчастью для слуг басилевса, они не успели понять, что Сара идет на них, и не успели посторониться. Опрокинутые волной ее гнева, они разлетелись, будто сухие листья под порывом свирепого северного ветра, один снес с пьедестала статую, другой сполз по стене, почти лишившись сознания. Сара и этого не заметила.

Она спускалась по ступеням всех этих бесчисленных переходов во внутренний дворик Колизея, где оставила паланкин, словно летела по воздуху. Когда же оказалась там, не глядя уселась в первые попавшиеся носилки, которые были обозначены ее цветами, даже не заметив, что это паланкин Яблоны. Носильщики тут же изготовились, но поднимать груз на плечи не торопились. Сара даже отдернула занавесь, чтобы понять, в чем же дело, почему они не трогаются.

И лишь увидев саму Яблону, которая, подобрав подол, торопилась за ней так, что даже раскраснелась, поняла, что их тут еще удерживает.

— Быстрее, ленивая шлюха, — зарычала она на понимательницу желаний, будто бы та была виновна в проигрыше.

Яблона не стала спорить, юркнула в паланкин, забилась в самый дальний угол сиденья и постаралась сделаться как можно незаметнее. Подоспевший Харлем тут же принялся командовать довольно зычным для его тщедушного тельца голосом, выстраивая стражу и поднимая носильщиков. Наконец-то процессия тронулась в обратный путь, во дворцовый комплекс Сары, в Малое Городище.

И этого Сара не заметила, она тоже забилась на своем сиденье как можно глубже, как можно дальше от всего, что только что произошло, и попробовала размышлять. Собственно, особенно-то глубоких размышлений ситуация от нее не требовала. Сара знала уже, что и как теперь произойдет, и не сомневалась, что не ошибается.

За весь путь до своего дворца она произнесла только одну фразу, обращаясь к Яблоне:

— Заставь их двигаться живее, — подразумевая, конечно, носильщиков и глашатаев, которые бежали вокруг ее паланкина.

Оказавшись наконец-то дома, Сара хотела сразу же направиться к переходу в Верхний мир, но Яблона, заметив, должно быть, что она уже не только гневается, но и пробует размышлять, несмело и очень почтительно преградила ей путь.

— Госпожа, не лучше ли тебе чуть привести себя в порядок?

— Что? — Сара действительно не поняла ее.

— Я уже вызвала служанок, они поправят тебе волосы.

— Тогда давай здесь, — выдохнула Сара. Подниматься наверх, усаживаться перед зеркалом и ждать, пока неторопливые и трусливые служанки начнут ее обихаживать, — это было сейчас выше ее сил. Она не могла сидеть, не могла ждать.

Прибежавшие служанки занялись ею, а она стояла, неожиданно для себя замерев, будто терпеливая, хотя и норовистая лошадь. В широкие двери ее главного дворца ввалился Харлем с тремя или четырьмя охранниками, оказывается, Сара с Яблоной обогнали их, не заметив, что они отстают.