Владимир Корн - Берег Скардара Страница 29

Стволы могут не выдержать такого заряда. Вот только понадобится нам всего лишь один выстрел. Насыпал пороха на полки замков и положил пистолет на бухту пенькового каната перед входом в крюйт-камеру. Все.

Затем развернулся и по очереди посмотрел в глаза окружавших меня людей. Выбор всегда есть, вот только примите ли вы его именно таким?

Глава 13. Костыль из золота

Так, парни, все, что вы сейчас увидели, придумано не мной. Много лет назад, (это для меня много лет, а для вас и непонятно когда, много, мало или еще вовсе не произошло) на подобном корабле сложилась похожая ситуация. И именно так на нем лежал пистолет у входа в крюйт-камеру. И они выстояли, выиграли свой бой с многократно превосходящим их противником. Адмиралы, офицеры самых могущественных тогда флотов отказывались поверить в случившееся. Уж кому как не им было знать, что такое невозможно. И пытались объяснить невероятно благоприятным стечением обстоятельств, еще чем-то.

Да какая теперь разница, почему это произошло. Разве главное в этом? Главное в том, что пистолет лежал у входа в крюйт-камеру.

И еще, на могиле офицера, командующего этим кораблем, высечено — 'Потомству в пример'. А я, как не крути, тоже вроде бы как один из его потомков.

Но как ко всему этому отнесетесь вы?

Нет, взгляда отводить не стал как будто бы никто.

К пистолету подошел Фред, взял его в руки, внимательно осмотрел состояние кремней, затем положил на место и прикрыл снятым с себя камзолом. Разумно, пистолет не намочит водой. Затем подошел ко мне и встал рядом. А я продолжал рассматривать стоявших напротив людей.

Хорошие люди, пусть и меньше всего они похожи на ангелов. Особенно это относится к тем, кто пришел вместе с Оливером Гентье. Становится смешно, когда пытаешься представить их в виде добропорядочных граждан. Нисколько не сомневаюсь, что за свою жизнь они видели и творили такое…

Вот только заставь тех самых ангелов карабкаться на мачты в жестокий шторм, когда даже на палубе устоять на ногах почти невозможно. На мачты, высотой в добрые тридцать метров, тогда, когда корабль почти касается ноками рей воды то одним, то другим бортом…

И ведь туда нужно не просто забраться, там работать надо. Тянуть сжатыми до судороги пальцами вырывающуюся парусину, бороться со всеми этими шкотами и гитовами.

Или прыгать на палубу вражеского корабля, даже не слыша грохота боя из-за собственного рева, прыгать прямо на клинки сабель и стволы ружей противника… Это про них у нас было сложено: сам черт не брат. Здесь говорят по-другому: тигру в пасть плюнет.

И много в этих двух выражениях разницы?

Не потому ли они так охочи до всех тех радостей жизни, что ждут их на берегу?

Ладно, это все лирика. Что мы тут имеем во всех смыслах сразу?

Сначала о плохом и грустном.

Нам не оторваться. Если бы могли это сделать, то сделали бы это еще ночью. Они настигнут нас до того, как наступит темнота. В темноте мы могли бы сменить курс, и, если бы повезло, и ночь была бы такой же непроглядной, как и предыдущая, они бы не заметили нашего маневра.

Времени до утра хватило бы, чтобы скрыться за горизонтом.

Вероятно, нам следовало сделать такой ход еще прошедшей ночью, но что сделано, то сделано.

'Мелисса' — не самый ходкий корабль и с этим не поспоришь. В этом нам не повезло. Как и не повезло в том, что наткнись бы мы на ту бухту через пару-тройку дней, корабль там бы еще стоял. И к этому времени его команда уже успела бы закончить кренгование. То есть, очистила подводную часть корпуса от всех этих ракушек и водорослей. Словом, от всего того, чем так быстро покрывается днище кораблей в теплых морях, и что так сильно тормозит их ход. Об этом мне сказал фер Груенуа, когда я спросил о целой куче непонятных инструментов, обнаруженных мною на палубе следующим утром после захвата. Вероятно, корабль и зашел в уютную лагуну для того, чтобы сделать кренгование. Ну и черепашками решил запастись.

Кроме того, 'Мелисса' имеет усиленный корпус, что обязательно поможет при попадании в него ядром. По крайней мере, надеюсь на это. Вот только масса от этого увеличилась. Ну и грот с косыми парусами, что хорошо для управления кораблем и не очень для его хода.

О плохом достаточно. Что у нас есть хорошего? Обязательно что-то должно найтись.

На корме, перебивая мысли, грохнули обе кулеврины. Это Бертоуз их осваивает. Расстояние до вражеских кораблей еще велико, и ядра не преодолевают даже половины дистанции.

То-то, наверное, веселье стоит на преследующих нас кораблях.

'Сейчас мы испугаемся и отвалим в сторону' — усмехаются изнердийцы, и я их понимаю.

И хорошего у нас только одно — они не станут топить 'Мелиссу'. Их никто не поймет, да они и сами не смогут найти себе оправдание. Их корабли имеют лучший ход, и людей у них в десятки раз больше.

Догонят, оставят пушечными выстрелами коутнер без парусов, картечью сгонят всех нас с палубы и отправят шлюпки с абордажными командами. Им даже швартоваться не будет необходимости.

Топить нас не будут, и это значит, что у нас есть время побарахтаться.

Опять два выстрела с кормы. Забавляйся, Бертоуз, забавляйся. Пороха не жалко, все равно не успеем весь его выстрелить. А в крюйт-камере пороха хватает. Хорошего качества, кстати, порох, гранула к грануле. И гранулы отшлифованные и одной величины. Что говорит о том, порох вспыхнет равномерно.

— Ваша светлость, может быть, можно что-то сделать?

Это Прошка. И глаза у него с такой надеждой смотрят. Не за себя он беспокоится, Мириам ему жалко. Та, бедная, ходит, не отрывая глаз от пола, вернее, от палубы.

Тяжело Мириам, знает ведь, что все проблемы из-за нее.

— Конечно, Проухв. Сейчас черепашек на волю выпустим. Знаешь, сколько они живут? По триста лет, а то и больше. Нас давно уже не будет, а они все будут рассказывать своим детям о нашем милосердии — не стал разочаровывать я парня.

Вот что Фред, не смотри не меня так. Со мной такое бывает, ты уже должен был привыкнуть. Не хотят, значит, в сторону отваливать? Ну-ну.

— Давай — сам себе скомандовал Гентье и выбросил за борт какой-то тюк. Последний час люди только тем и занимались, что относили на ют корабля всякий хлам и выбрасывали его за борт. Хлам быстро закончился, и потому в воду начали лететь и вполне ценные вещи. Не до них, сейчас на всех ценность одна. Вернее, у каждого своя, но разве бывает ли что-нибудь дороже собственной шкуры?

Мы облегчили 'Мелиссу' не менее чем на тонну, но преследующие нас корабли приближались так же неумолимо, как беспощадно истекают последние часы жизни у приговоренного к смертной казни узника.