Пол Андерсон - Галльские ведьмы Страница 29

Фенналис занялась прозаическим делом — что может быть прозаичнее чем резать сыр?

— И в конце концов ты решила родить от него ребенка, — сказала она.

Виндилис кивнула.

— Это единственное, что у меня останется от него.

Она подошла к окну и долго смотрела на улицу, словно могла разглядеть через маленькое серое стекло то, что находилось далеко за городом, за океаном.

— Мне нелегко далось это решение, — сказала она, не поворачиваясь. — Мне бы хотелось, чтобы я никогда об этом не пожалела. В девичестве я собиралась постричься и стать младшей жрицей. Теша себя этой надеждой, я основала гимназию для девочек. Пойми, Фенналис, меня не раздражают мысли и поступки мужчин. Я не испытываю отвращения к их потным, волосатым телам, но из-за их стремления угадать, что у меня между ног, я навсегда останусь в этих стенах.

Фенналис не стала упоминать о том, что большинство женщин Иса наслаждаются свободой.

— Я помню, — сказала она. — Тебе было предзнаменование, ты чувствовала себя счастливее короля Хоэля. Он тоже был добрый.

— Ты знала, что именно Квинипилис, моя мать, заставила меня открыть ему мое лоно? Она меня вынудила к этому бесконечными упреками, запугиванием и… — Виндилис пожала плечами и усмехнулась. — В свое время у нее был непреклонный характер. Наконец я сдалась и зачала внучку, которую она так хотела. Одна. Тебе прекрасно известно, что я уделяла Руне гораздо меньше внимания, чем следовало. Бедная малышка. Надеюсь, на этот раз я буду умнее и проницательнее.

Наступила тишина, только весенний ветер завывал под крышей: «у-у».

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросила Фенналис, помедлив.

Виндилис обернулась.

— А ты не понимаешь? Мне нужен твой совет, твоя помощь. Ради Иса и его богов.

Фенналис отложила хлеб, который мяла в руках, и взяла вино.

— Ты хочешь иметь влияние на Граллона вопреки своим убеждениям.

— Да. Хочу. Мы все к этому стремимся. — Виндилис снова зашагала по комнате.

— Подумай, — сказала она, — из-за того, что ему все удается, он обретает все больший вес. Теперь он поставил последнюю печать на своем царствовании, убив претендента на трон. Это рассеет последние опасения людей, что он, возможно, еще не выполнил свой долг перед богами. Он молод, силен, ловок, и в будущем наверняка справится с любым соперником.

— Но он римлянин!

— А как же император Максим, который послал его нам?

— Граллон объяснил, что не позволит Максиму войти в город, — сказала Фенналис.

— Он так говорит, но на самом деле считает иначе. Но сможет ли он, сможет ли Ис удержать римлян без помощи наших богов? И, невзирая на исход битвы, я не верю, что он с ними дружен. Он собирается строить храм своему Убийце Быка. Что должен чувствовать Таранис, видя, что его жрец и реальное воплощение божества поклоняется Митре?

— Я даже не знаю…

Виндилис, словно охотник, завидевший раненую добычу, настойчиво продолжала:

— Что произойдет, что он сделает, когда появится следующее знамение? Тебе никогда не приходилось не спать по ночам? Тебе, которой он пренебрег из-за того, что ты мать Ланарвилис? Квинипилис осталось жить лишь несколько лет, а может, и часов. Кто из весталок выберет таких богов?

— Найдутся такие.

— Какая ты наивная! — Виндилис сжала губы. — Лично я сомневаюсь, что они ему помогут. Мне кажется, они подарят ему дочь одной из нас. И не твою Амаир, потому что у них есть Мирейн и Бойа от Ланарвилис. Или… Скоро печальная слабоумная Одрис, дочь Иннилис, станет невестой, а немного спустя — и Семурамат, дочь Бодилис, или моя Руна. Боги смеются над нами. Верно, Фенналис? Ты уже слишком стара. Да и любая из нас может неожиданно умереть. И что тогда?

Мир между Граллоном и богами невозможен так же, как между Римом и Исом, и вскоре это будет проверено. Мы, галликены, должны быть готовы ко всему, чтобы показать, на что мы способны. Поэтому я ношу под сердцем королевское дитя. Приманку? Заложницу? Талисман? Не знаю. Помоги мне, сестра.

Виндилис бессильно опустилась на стул, стоявший напротив кушетки, взяла чашу с вином, выпила и уставилась в пустоту.

— Понимаю, — вздохнула Фенналис, — у тебя благородная душа.

— Нет, — побормотала Виндилис, — только тот, кто к этому готов, останется свободным.

— Возможно, так и будет… Что ж, ты права. Мы должны удержать короля от того, что он может совершить. Я имею в виду остальных королев, поскольку мы с тобой уже знаем, как объяснить это им. Да, если действовать разумно, материнство, безусловно, наделяет властью.

Виндилис кивнула.

— Так же как и выбор имени для человека.

— Что? — спросила Фенналис. Она подумала и тоже кивнула. — Да, хотя именно он хотел, чтобы у нас были римские окончания.

Они подумали не о Зисе, дочери Малдунилис, не о Сэсай, дочери Гвилвилис и не о Нимете, дочери Форсквилис. По традиции первенец королевы должен носить ее девичье имя. Но у Гвилвилис родилась Антония, названная в честь сестры Грациллония, живущей в Британии; а Ланарвилис родила Юлию, гордость матери; Бодилис родила Уну, хотя, в честь кого ее так назвали, никто не знал.

— Надеюсь, ему понравится мое предложение, — сказала Виндилис.

— Как ты хочешь ее назвать?

— Августина. По имени его легиона.

II

Через два года после неудачи, постигшей его в Исе, Ниалл Мак-Эохайд продолжил воевать на родной земле Миды. Туаты, полагавшие, что его силы на исходе, или он впал в немилость богов, отказались платить ему дань, и, когда он посмел ее потребовать, взялись за оружие. Первые бои были жестокими, он действительно понес серьезные потери из числа лучших воинов. Но потом он одержал блестящую победу, заключил мир и принес в Темир головы врагов и привел заложников. Когда это известие распространилось, восстания стихли, а новобранцы принялись мечтать о славе и богатстве, которым в изобилии обеспечит их повелитель.

К восстанию их подстрекал Энде Квеннсалах, король Лагини. Между его народом и семьей Ниалла издревле существовала вражда. Около трехсот лет назад Тотуал Желанный напал на Миду и большую его часть присоединил к Лагини. Тем не менее король Лагини женился на дочери Тотуала, а когда она ему надоела, упрятал ее в надежное место и, сообщив всем, что она скончалась, женился на ее сестре. Когда вторая жена случайно узнала, что ее сестра жива, обе умерли, поскольку не могли снести павшего на них позора кровосмешения. Рассвирепевший Тотуал напал на Койкет Лагини — убивал, грабил, сжигал все на своем пути, пока несчастные не сдались. Он назначил цену: через год они должны были платить ему дань, которую стали называть борума.

Она включала в себя коров, свиней, одежду, бронзовые и серебряные изделия и была так велика, что Лагини совершенно обнищал. В скором времени ее отказались платить. С тех пор требования королей Кондахта и Миды удовлетворялись редко, и то только под угрозой меча и после жестокой войны. Их возненавидели на долгие годы.