Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда... Страница 29

Пообедав или, скорее, поужинав, орки принялись готовиться к бою. Урагх сел на землю, скрестив ноги калачиком, положил на них освобождённый от ножен кривой меч и достал кинжал. Повернув кольцо на конце рукояти, он достал из открывшейся полости крохотный волосяной помазок. Помазок был весь в чём-то тягучем, словно смола, чёрном и неприятно и резко пахнущем. Эту тягучую жидкость Урагх стал осторожно, мелкими точными мазками, наносить на лезвие своего меча. Рядом кто-то делал то же самое с наконечниками стрел. «Яд, – перехватив мой взгляд, пояснил Урагх. – Царапну, и через пару часов загниёшь заживо, а через пару дней и копыта откинешь». Он спрятал помазок обратно в рукоять кинжала, тщательно осмотрел её, нет ли потёков, и принялся натягивать на лук тетиву.

Лук урр-уу-гхай – необычное сооружение. Я до сих пор не знаю, из какого Дерева их делают. На севере оно не растёт, это точно. Гхажш, как-то хлебнув лишнего шагху, проболтался, что заготовки привозят из Умбара, но в самом Умбаре луки из этого дерева не делают, потому что оно хоть и гибкое, но легко трескается, когда высохнет. Что урр-уу-гхай делают, чтобы избежать этой беды, он не сказал. Но луки урр-уу-гхай очень прочны. Настолько, что выдерживают удар меча. Впрочем, дерево под удар обычно не подставляют, для этого перед лучной рукоятью есть особая железная планка с шипами. Вот ею и отражают удары, когда случается нужда. Ею же можно и ударить противника в лицо или в другое плохо защищённое место. Других неожиданных для лука приспособлений я описывать не буду, но они есть. Может быть, позже, если придётся к слову.

Подошёл Гхажш ещё с одним орком, Турогхом, кажется. Они сели неподалёку, достали кинжалы и начали водить ими по лезвиям мечей. По скрежету можно было догадаться, что они используют кинжал как точильный камень, но как это возможно, я не понимал.

– Дым вижу, – прокричал с дерева наблюдатель. – Похоже, деревня горит.

– Не повезло Хальму, – вздохнул Гхажш. – Два года коту под хвост. А ведь уже почти подружились. Хорошее место для отдыха могло бы быть. И мужик хороший. Если не убили, а только угнали, надо будет его найти.

– Вечно ты, Гхажш, не о том беспокоишься, – проворчал Турогх. – Тут свою бы шкуру спасти. Зря мы здесь встали, надо было бежать и бежать. Может, и ушли бы.

– Не ушли бы. Некуда уходить. Был бы лес, стоило бы попробовать. А здесь… Поле. В рощицах этих не спрячешься, если ищут. На днёвку остановиться ещё можно, когда всё тихо, а с конниками на плечах – никакого толку. До гор полтора дня бегом. От конных не уйдём, раз уж они нас накрыли. В деревне было бы лучше, но и это местечко неплохое.

– Порежут они нас здесь, как хорёк куриц. Место, как пуп, голое – никуда не смоешься. Зря ты его выбрал. Ошибся.

– Ошибся я в Мертвятнике, когда никого из тех, что взяли, спрашивать не стал. Прежде, чем кончать, надо было их расспросить, где они с Гхажшуром наследили. Тогда бы знали, что в эту деревню идти нельзя. Что в этих краях Гхажшура конники ищут… Хороший мне братец попался. Даже после смерти подлянку устроил. Так что теперь у нас возможностей немного. Убежать не можем, скрыться тоже. Только драться.

– Это тоже не возможность. Их же сотни две. Обложат холм, пошлют к своим, а потом вместе с подкреплением и раздавят нас.

– А зачем им подкрепление? Их и так в четыре раза больше, и они конные. Сам знаешь, их кони в бою любого бойца стоят. Они тоже это знают. Так что их против нас самое малое шесть к одному считать надо. А то и все восемь. Зачем им подкрепление? Славу делить? Они деревенских уже допросили. И те им рассказали, где нас искать. Хальм первый, я ему сам так посоветовал. Так что они сюда сейчас скачут. Головы наши искать, пока не стемнело.

– Ты сумасшедший! Мало нам неприятностей, так ты ещё добиваешься, чтобы они нас засветло догнали.

– Верно. Если они здесь до заката будут, то, может быть, ударят сразу, поторопятся. А если ночью, тогда нам точно лучше себя самим зарыть. Меньше мороки. Ты не бойся прежде времени. Мы же с тобой не первый раз жизнь на кон ставим. У смерти кости краплёные, так и мы не по её правилам играем. Где-то в этих местах Ратгхаур со своими ошивается. Ночью огонь зажжём, может, повезёт, увидят. Или бой услышат.

– Всё у тебя «может быть» и «если». Как-то всё неправильно.

– А по правилам, никаких «может быть» и никаких «если». Завтра к полудню наши с тобой головы на копья взденут.

– Да что они, полные дураки, чтобы на конях в гору и на стену? Ты за кого их принимаешь?

– Ни за кого я их не принимаю. У меня надежда на то, что они здесь перед самым закатом появятся, им долгие расчёты до темноты некогда будет строить. Холм пологий, изгородь эту их коням перепрыгнуть, что тебе порог перешагнуть. Её снизу и не видно толком. К тому же их в четыре раза больше. Главный их – парень на дело быстрый, а что потом будет, далеко не думает, если Хальм не врал, когда рассказывал. Но Хальм врёт, только когда выгоду видит. А в чём тут была его выгода? Вот и весь расклад. Если я их главного угадал, то, может, и вырвемся. А если нет, то нам хоть здесь умирать, хоть в поле. Здесь они нам подороже заплатят.

– У смерти на костях упало восемнадцать, – проговорил, словно стихи, Турогх.

– Значит, нам девятнадцать бросать, – продолжил Гхажш. – Они скоро здесь будут. Бери десяток парней, и уходите россыпью как можно дальше. Если после заката увидишь наш огонь, значит, мы ещё живы. Возвращайтесь к «волчьему часу». Что делать, сам знаешь.

Турогх поднялся, прижал кулак к груди и произнёс: «Моё сердце в твоих руках». Гхажш тоже встал и, прижав кулак к груди, повторил как заклинание: «Моё сердце в твоих руках».

Потом Турогх и ещё несколько орков перелезли через стену и ушли. А ещё через несколько минут наблюдатель закричал: «Конники!»

Орки вокруг повскакивали с мест, принялись сбрасывать с себя всё лишнее: сумки, ремни, – оставляя только колчаны и ножны клинков. Свои нелепые щиты они вешали на ремешках на шею, прихватывая другим вокруг пояса так, чтобы полностью закрыть грудь и живот. Урагх же свой щит привязал ко мне, а меня самого, связав руки и замотав в буургха, сунул в мешок. Я думал, что мне так и придётся лежать, но он надел мешок на плечи. Мы были прижаты с ним спина к спине, но, готовясь стрелять, он встал в пол-оборота, и я, повернув голову, мог видеть почти то же, что и он.

К подножию холма величественно подходил эоред. Подъехав близко, всадники рассыпались, кое-кто принялся объезжать холм, остальные начали пересаживаться на других, свободных коней, что раньше вели в поводу. Лучи приблизившегося к окоёму солнца блистали на доспехах и начищенных медных частях конской сбруи. Полоскался по ветру небольшой стяг с белым конём. Под стягом совещались два всадника. Они о чём-то ожесточённо спорили. Потом один махнул рукой и отъехал. Второй высоко поднял руку в латной рукавице, прозвучал рог, грянула песня, склонились пики, и я увидел, как прекрасен атакующий эоред.