Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира Страница 3

А время и в самом деле служило им. Два года спустя Саймон Трегарт ушел на корабле сулькарцев в море, чтобы обследовать группу дальних островов, на которых, по слухам, Ализон возводил какие-то странные сооружения. Поговаривали, что там вновь объявились кольдеры. С тех пор об отце ничего не было слышно.

Мы не знали отца близко, и потому его исчезновение мало что изменило в нашей жизни — пока в Эстфорд не прибыла в сопровождении своего эскорта наша мать, в этот раз надолго.

Она почти не общалась с нами. Ее голова была занята чем-то другим. Она словно всматривалась во что-то — но видела не холмы и деревья, а нечто такое, чего не видели мы. Она часто запиралась на несколько часов в какой-нибудь комнате вместе с госпожой Лоисой. После этих таинственных уединений госпожа Лоиса являлась пред очи домочадцев бледная как полотно, будто совсем лишенная жизненных сил. Мать же худела с каждым днем, и взгляд ее становился все более тусклым и отрешенным.

И вот однажды она собрала нас в одной из комнат башни. Там было сумрачно, несмотря на светлый день за окнами. Правда, все они были завешены, кроме одного — обращенного на север. На полу комнаты смутно выделялись какие-то линии. Ткнув пальцем в пол, мать стала водить рукой вдоль этих линий, и они вдруг вспыхнули мерцающим светом, образовав рисунок, напоминающий звезду. Не произнеся ни слова, мать жестом велела нам встать по краям узора и начала бросать в небольшую чашу какие-то высушенные травы. Из чаши заструился дым, обволакивая каждого из нас. Спустя мгновение мы все трое словно слились воедино, как это бывало с нами в тех случаях, когда нам что-то грозило.

Затем — я не знаю, как передать это словами — я, точно стрела, выпущенная из лука, был выброшен неведомой силой в безграничное пространство, потеряв при этом ощущение времени и ощущение самого себя. В том полете было и направление, и цель, мне оставалось только отдаться ему. Так летит камень по воле человека, метнувшего его.

…Столь же внезапно все вернулось на свое место: мы снова стояли в той же комнате и смотрели на мать. Только теперь она не казалась нам чужой — мы испытывали к ней настоящую сыновнюю близость. Она протягивала к нам руки, и по ее осунувшемуся лицу текли слезы.

— Мы дали вам жизнь, — сказала она, — и вы в ответ принесли нам свой щедрый дар, дети мои.

Она взяла со стола коробочку и высыпала ее содержимое в жаровню, на догорающие угли. Вспыхнуло пламя, и в нем возникли какие-то подвижные тени, природа которых была мне непонятна. Вскоре они пропали, и я почувствовал, что больше не являюсь частью нашего триединства, но опять стал самим собой. Мать снова заговорила, глядя на нас.

— Так уж суждено, дети мои. У меня свой путь, у вас — свой. Никто из нас не виноват, что они расходятся. Это судьба так нещадно разделяет нас. Отныне я посвящаю себя поискам вашего отца, ибо он жив. У вас же другое предназначение. Обращайтесь к тому, что заложено в вас, и да будет это вам и мечом, и щитом. Знайте, это всего лишь слова, будто у всех пути разные. Со временем вы поймете, что у нас один путь.

2

Так мать совсем ушла из нашей жизни. Жарким летним утром она вместе со своей охраной покинула Эстфорд. С площадки башни мы смотрели, как отряд выезжал из ворот замка. Дважды мать оглянулась, посмотрев наверх, и, обернувшись во второй раз, подняла руку в воинском приветствии, а мы с Кемоком отсалютовали ей сверкнувшими на солнце мечами. Но стоявшая между нами Каттея поежилась, как от порыва холодного ветра.

— Я видела его, — сказала она. — Когда мать была вчера с нами, я видела его. Он совсем один. Там скалы, голые скалы и грозное море… — Она содрогнулась всем своим маленьким телом.

— Где это? — спросил Кемок.

Сестра покачала головой.

— Я не могу сказать где. То место очень далеко и отделено от нас не просто морем или сушей…

— Это не остановит мать, — заметил я, вкладывая меч в ножны. Я испытал горечь утраты. Но отчего? Мать и отец жили в другом, своем мире, который создали сами. Они считали его совершенным и никому не позволяли проникать в него. И я знал, что пока мать дышит, никакая сила не удержит ее от поисков отца. Я знал также, что если бы мы предложили ей свою помощь, она бы не позволила нам отправиться с ней.

— Зато мы остаемся вместе. — Кемок, как это случалось не раз, прочел мои мысли.

— Надолго ли? — бросила Каттея, не повернувшись к нему.

Кемок порывисто схватил ее за плечо.

— Что ты хочешь сказать? — спросил он. Мне же показалось, что я понял ее.

— Сестра, — сказал я, — колдуньи не посмеют забрать тебя, родители запретили им это.

До Кемока дошло, о чем речь.

— Родители больше не могут постоять за нее! — возразил он мне.

Нам всем стало не по себе. Сестре и в самом деле грозило пребывание в затворничестве. Девочки, которых колдуньи забирали в ученичество, на долгие годы расставались с близкими, чтобы вести суровую жизнь в глухой обители. Когда посвященная в колдовство снова возвращалась в свои края, она уже не признавала родства по крови, как будто его заменяло родство по призванию. Мы могли потерять Каттею навсегда. Кемок был прав: в отсутствие наших родителей, кто мог встать между нашей сестрой и требованием Совета Владычиц?

С того часа над нашей жизнью нависла тень. Но угроза разлуки еще сильнее соединила нас. Мы угадывали мысли и чувства друг друга, хотя я уступал в этой способности Кемоку и Каттее. Какое-то время в нашей жизни ничего не менялось. Страх утрачивает свою остроту, если не усиливается новыми тревогами, и мы успокоились.

Мы не знали тогда, что мать позаботилась о нас, прежде чем покинуть Эсткарп. Она встретилась с Корисом и уговорила его поклясться на Топоре Вольта, — этом священном оружии, которое он извлек из истлевших рук того, кого предки считали если не богом, то уж во всяком случае не простым смертным, — поклясться в том, что он защитит нас от козней Мудрейших.

Шли годы, и набеги на Эсткарп становились все более частыми. Пагар продолжал истощать оборону Эсткарпа. Но и ему пришлось понести потери, когда весной — восемнадцатой в нашей жизни — его большой отряд был разгромлен в горах при переходе через перевал. В том сражении мы с Кемоком оказались в числе разведчиков, которым выпало прочесывать горы в окрестностях перевала, чтобы добить остатки разбежавшегося войска. Мы убедились, что война — дело скверное. Но ради выживания племени кто-то должен браться за меч…

Однажды во время рейда, когда мы, не спеша, ехали по горной тропе, я вдруг явственно услышал голос Каттеи, будто она была где-то рядом и кричала, взывая о помощи. Я оглянулся, увидел, как Кемок пришпорил свою лошадь и пустил ее галопом следом за ним.

Нашим командиром был Дермонт — беженец из Карстена, вступивший в ряды защитников границы еще тогда, когда мой отец только организовал пограничную службу. Обогнав нас, он преградил нам путь. Мы остановились.

— Куда это вас понесло? — спросил командир холодно.

— Так надо, — дерзко ответил я, готовый пустить в ход даже свой меч, вздумай он и дальше преграждать дорогу. — Нас зовет сестра, ей грозит опасность.

Он пристально посмотрел мне в глаза и, почувствовав, что я говорю правду, направил своего коня в сторону, освободив тропу.

— Езжайте, — не то разрешил, не то приказал он нам.

Догадывался ли Дермонт о том, что происходит? Он не остановил нас, но и не предложил свою помощь. Должно быть, он решил дать нам возможность самим постоять за себя.

Мы пустились в путь. Нам пришлось дважды менять лошадей на биваках, делая при этом вид, что мы едем по заданию. Дорога отняла у нас много времени. И вот, наконец, среди недавно скошенных полей показались башни Эстфорда. С виду все было тихо — никаких признаков набега на замок, но от этого нам не стало легче.

Сквозь звон в ушах я смутно различил, как протрубил в рог часовой на башне. Мы пришпорили лошадей, принуждая их в последний раз скакать во весь опор. Наши плащи были покрыты пылью, но герб Эстфорда на них все же был различим.

Моя лошадь споткнулась и упала, едва мы въехали во двор. Я замешкался, вытаскивая из стремени занемевшую ногу. Кемок, опередив меня, побежал к дому.

Она стояла в дверях и, казалось, едва держалась на ногах. Нет, не Каттея — Анхорта. Встретившись с ней взглядом, Кемок застыл на месте, и я с разбега налетел на него.

— Ее здесь нет, ее увезли? — растерянно спросил брат. Анхорта кивнула, и даже это движение стоило ей немалых усилий. Пряди волос упали ей на лицо; еще недавно темные, они были теперь наполовину седыми. Что с ней случилось? Она выглядела старухой, лишенной жизненных сил. И тут мы оба поняли, что она была подвергнута воздействию Силы. Анхорта пыталась защитить свою питомицу от колдуний и не смогла…

— Ее нет… — промолвила она отрешенно. — Они окружили ее стеной. И ехать за ней нельзя — вам грозит смерть…