Диана Джонс - Сын менестреля Страница 3

— Верно, — ответил отец.

Морил в простой рыже-коричневой одежде, которую предпочитал он сам и в которой, по мнению Брид, он выглядел гораздо лучше, вприпрыжку бежал рядом с повозкой, туманно надеясь, что попутчик не окажется занудой. В прошлом году они подвозили женщину, из-за которой он чуть с ума не сошел от скуки. Она знала чуть ли не сотню маленьких мальчиков, и все они в чем-нибудь были лучше Морила, и она рассказывала про каждого не меньше двух историй, чтобы это доказать. Они почти каждый год везли с собой кого-то, кому надо было попасть на Север. С тех пор как между Севером и Югом началась долгая вражда, сообщение между ними почти прекратилось. Те, у кого не было лошади (а пеший переход означал возможность обвинения в бродяжничестве и ареста), вынуждены были обращаться за помощью к странствующим музыкантам и платить им, чтобы те согласились подвезти.

Вражда началась так давно, что почти никто не мог вспомнить ее причины. На Севере бытовало одно объяснение, на Юге другое. Однако точно было известно, что три короля Дейлмарка умерли один за другим и прямых наследников трона не осталось. Еще до воцарения последнего короля (он правил страной из Ханнарта на Севере) начались ссоры и войны и страна стала распадаться на две части. А когда Адон, последний король, умер, наследников найти не удалось — и гражданская война разгорелась уже всерьез.

С тех пор единственными правителями в Дейлмарке стали графы, каждый в своей земле, а им подчинялись бароны. Никто теперь не хотел короля. Керил, нынешний граф Ханнарта, публично заявил, что не претендует на трон. Но напряжение нарастало. Северяне утверждали, что половина страны порабощена, а южные графы говорили, что Север строит против них заговоры. В тот год, когда родилась Брид, все графы и бароны Юга объявили Ханнарт вражеской державой. После этого между двумя частями страны осмеливались ездить только торговцы и менестрели, имеющие официальное разрешение, но и тем приходилось представлять доказательства того, что их ремесло не опасно, иначе на Юге их могли арестовать где угодно.

Морил встречался с некоторыми торговцами и со многими музыкантами. Кленнен был о них не слишком высокого мнения, за исключением разве что Хестевана, которого Морил никогда не видел. Но Морил ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из торговцев или музыкантов жаловался на то, что им приходится брать пассажиров. Должно быть, они все очень терпеливые, подумал он.

— А плата? — спросила Линайна.

— Подожди, увидишь, — со смехом ответил Кленнен.

— Все это прекрасно, — заявила Брид, которая вспомнила о своем недовольстве, — но почему нам постоянно приходится кого-то брать? Почему этот идиотский Север не может помириться с этим глупым Югом?

— А вот ты мне и объясни, — отозвался Кленнен. И после того как Брид минуту что-то лепетала, он рассмеялся и сказал: — А вот ты стала бы завязывать дружбу с тем, про кого ты знаешь, что он готов при первом же удобном случае всадить тебе нож в спину? Запомни это. Имей в виду, было время, когда на Юге жилось так же свободно, как на Севере. И это запомни тоже.

На Юге говорить такие вещи вслух было очень опасно. Последнее восстание было подавлено с большой жестокостью, и суровые законы оставались в силе до сих пор. Выражать недовольство жизнью на Юге было никак нельзя. Все знали, что страна наводнена шпионами и доносчиками, и любые бунтарские мысли тут жестоко карались.

Вот почему, когда Кленнен упомянул о Севере, Юге и свободе в одной фразе, Морил заметил, что Линайна заглядывает за живые изгороди, проверяя, не слышал ли их кто-нибудь. Морил поймал себя на том, что и сам делает то же.

Однако листва живых изгородей хоть и успела запылиться, была еще достаточно жидкой, и кусты просматривались насквозь. Единственные люди, которые были видны, находились далеко и сажали виноград на склоне холма. Так было до тех пор, пока повозка не подъехала к развилке, где от дороги уходил проселок к следующему винограднику. Там, на обочине, стоял какой-то мужчина. У его ног громоздилась пузатая оплетенная бутыль. Он помахал Рукой, и Дагнер остановил повозку. Олоб повернул голову и с явной тревогой посмотрел на громадную бутыль.

— Вечер добрый, Флинд, — поздоровался Кленнен. — Это не наша ли плата стоит у твоих ног?

Мужчина кивнул. Похоже, он не собирался отвечать на широкую улыбку Кленнена тем же.

— Я на это и надеялся, — сказал Кленнен. — А где пассажир?

Флинд ткнул большим пальцем себе за спину. Пассажир, по-видимому пытаясь спрятаться от солнца, сидел в тени за бутылью. Он был очень потный, довольно угрюмый, а годами — чуть моложе Дагнера.

— Помоги ему забраться в повозку, — сказал Кленнен Морилу.

Морил подошел, чтобы помочь, но пассажир оттолкнул протянутую ему руку.

— Я сам могу залезть, — сказал он. — Я не калека.

Он очень проворно забрался в повозку и сел на ее дно. Полотняный верх был наполовину поднят, и, похоже, парень рад был укрыться в тени. Морил рассеянно посмотрел на него, надеясь, что это из-за жары он такой неприветливый. Морил на горьком опыте убедился в том, что паренек одних с Дагнером лет может сильно испортить жизнь, если на протяжении нескольких сот миль будет постоянно пребывать не в духе. Это может оказаться еще хуже, чем прошлогодняя пассажирка. Он взглянул на Брид — сестра в ответ состроила кислую гримасу, будто лимон проглотила.

Тем временем Кленнен и Флинд затаскивали громадную бутыль через дверцу в задке повозки. Это потребовало немалых усилий, а когда бутыль наконец была погружена, то заняла очень много места. Олоб так вскинул голову, что чуть не коснулся ушами спины, пытаясь выказать свое глубокое неодобрение.

— Ты взял плату вином? — спросила Линайна.

— Можно ли придумать лучшую? — отозвался Кленнен. — Милая моя девочка, на Севере ведь будет только пиво! Радуйся удаче. Мы начнем ее сегодня вечером, хорошо? Или ты предпочтешь подождать, когда мы поедем через Маркинд?

— О… Сегодня вечером, — сказала Линайна, чуть улыбнувшись.

Кленнен закрыл дверцу, помахал Флинду и они двинулись в путь. Олоб устроил настоящее представление, трогая повозку с места. Брид стало очень его жалко: бедняга, так надрывается под тяжестью новой ноши! Но все знали, что повозка так хорошо подвешена и смазана, что Олоб почти не почувствовал разницы. Дагнер, не церемонясь, вытянул конька кнутом.

— Какая ленивая лошадь! — воскликнул пассажир.

— Ленивые часто оказываются самыми умными, — сказал Кленнен.

Пассажир, поняв, что его осадили, уткнулся подбородком в колени и шумно вздохнул. Брид и Морил по очереди смотрели на него через край повозки. Хоть он и был моложе Дагнера, но он был одного с ним роста и более крепкого сложения. И выглядел он более интересно из-за странного сочетания темного и светлого. Волосы у него были цвета песка, и их было много — как львиная грива, только более растрепанная, а глаза — светлые, голубовато-зеленые. Но брови у него были густые и черные, а кожа — очень смуглая. Нос напоминал орлиный клюв. И парень по-прежнему выглядел недовольным, так что брат и сестра решили, что причина его недовольства не в одной только жаре.

— Может, у него умирает дед и за ним послали, а он не хотел ехать, — предположила Брид.

Морилу не хотелось прояснять причины. Зачем, ведь и так хорошо. Он только надеялся, что пассажир не станет вымещать свое раздражение на них.

Проехав пару миль, Кленнен сказал:

— Мы не слышали твоего имени, парень. Я всегда считаю, что имя говорит о многом. Какое оно?

— Киалан, — ответил пассажир.

— И все? Что-то слишком короткое, — заметил Кленнен.

— А чего ты от меня хочешь? Уж какое есть! — запротестовал пассажир.

— Мне нравятся длинные имена, — объяснил Кленнен. — Кленнен, по мне, тоже слишком короткое имя. И у Линайны — моей жены — тоже слишком короткое. А вот у всех моих детей хорошие просторные имена, потому что их я выбирал сам. Парень, который держит вожжи, — это Дастгандлен Хандагнер, моя дочь — Ценнорет Маналиабрид, а тот рыжик — Осфамерон Танаморил.

Морил стиснул зубы, ожидая, что пассажир расхохочется. Но тот был явно потрясен.

— О! — сказал он. — Э-э… И вы их так называете, когда хотите с ними поговорить?

— А нашего умного-ленивого коняжку зовут Барангаролоб, — добавил Кленнен совершенно серьезно, словно ему просто хотелось, чтобы Киалан это узнал.

Дагнер отрывисто хохотнул получилось похоже на ржание Олоба. Вид у Киалана стал довольно несчастный.

— Не бери в голову, — сказала ему Линайна. — Коротко их зовут Дагнер, Брид и Морил. А конька — Олоб.

Похоже, Киалана это успокоило. Он снова шумно вздохнул, потом еще раз — и снял куртку. Ему было в ней жарко: куртка была толстая, из хорошей ткани. Брид шепнула младшему брату, что это, наверное, «куртка для торжественных случаев», но Морил уже утратил интерес к пассажиру и пропустил ее слова мимо ушей. Киалан сложил куртку — не так аккуратно, как заслуживала столь хорошая одежда, — и, подложив ее под голову, сделал вид, что уснул. Брид поняла, что он только притворяется, потому что Киалан вздрагивал всякий раз, когда мимо них кто-нибудь проезжал, и украдкой выглядывал из-под навеса, пытаясь рассмотреть, кто это.