Вера Камша - От войны до войны Страница 3

Окделл с силой сжал кулаки и уставился в землю, пытаясь сдержать никому не нужный порыв. Талигойское рыцарство славилось благородством и отвагой, но каждому человеку отмерен свой предел. Марагонский выскочка родился с копьем в руке, его еще никто не выбил из седла. Алан украдкой глянул на Эрнани, представляя, что тот испытывает, и король ответил быстрым благодарным взглядом. Он жил Талигойей и для Талигойи, ради нее он не щадил не только себя, но и единственного наследника. Эрнани мог отправить королеву и юного Эркюля в Агарис под покровительство Его Святейшества, но счел это недостойным.

Поступок короля стал примером для всех Людей Чести, герцог Окделлский не был исключением – его супруга разделила судьбу мужа и отечества. Алану хотелось верить, что Женевьев не раскаивается в своем поступке, ведь война с Франциском оказалась совсем не такой, как думалось вначале.

Когда Бездомный Король перешел границу, в Кабитэле смеялись. Какой-то ублюдок называет себя властителем Талигойи? Бред! Окделл помнил, как потешались над бастардом Пятнистого Герцога[3] прошлой весной. Сейчас в Кабитэле было не до шуток. Удачливость и воинский дар самого Оллара, отвага и наглость примкнувших к нему проходимцев, вознамерившихся получить то, на что они не имели никаких прав, оказались для талигойцев полной неожиданностью. В глубине души Алан понимал, что городу не выстоять, тем паче простонародье начинало склоняться на сторону чужеземца, умело растравлявшего вековую неприязнь крестьян и ремесленников к Людям Чести. Сегодняшний позор еще больше поднимет Франциска в глазах черни, а позора не избежать. Победить Бездомного Короля никому из рыцарей Эрнани было не под силу.

– Неужели в Кабитэле не найдется рыцаря, не страшащегося преломить копье со своим королем? Его Величество заранее прощает своему противнику невольное покушение на свою особу и ждет его, как равного. Рыцарь вызывает рыцаря.

Кабитэла молчала. Будь это турнир, когда бьешься во имя славы и прекрасных глаз возлюбленной, Франциск, без сомнения, нашел бы соперника, но принять на свои плечи честь Талигойи и тут же уронить ее в грязь? Это страшнее смерти!

– Его Величество Франциск Талигойский в последний раз взывает к мужеству и чести рыцарей брата своего Эрнани!

Герольд замолчал, и стало слышно, как на дворцовой крыше орут и возятся воробьи, а затем раздался звук одинокой трубы. Окделл не сразу понял, что он означает, равно как и последовавший за ним шум и скрежет. Король тоже был застигнут врасплох.

– Герцог, – Эрнани изо всех сил делал вид, что выходки бастарда его не трогают, – пошлите узнать, что происходит.

Алан наклонил голову, но посылать никого не понадобилось. Ворота Полуденной башни распахнулись, пропустив всадника в синем и черном. Властитель Кэналлоа Рамиро Алва счел возможным принять вызов! Это было по меньшей мере удивительно: Алву ни разу не видели ни на одном из турниров, кэналлиец вообще не жаловал столицу и двор, возможно, потому, что среди Людей Чести Алва почитались худородными. Их принадлежность к Дому Ветра была, мягко говоря, спорной, а кровное родство с известными своим вероломством морисскими шадами настораживало. Тем не менее нынешний властелин Кэналлоа откликнулся на призыв короны и явился в Кабитэлу во главе большого, отменно вооруженного отряда.

Эрнани поставил кэналлийцев на защиту внешних укреплений, очередной раз подтвердив свое умение разбираться в людях. Южане держались особняком, но воевать они умели. Окделл был вынужден признать, что люди Алвы справлялись со своими обязанностями лучше дружинников Людей Чести. Сам герцог – изысканный красавец со жгучими черными глазами – держался с рыцарями Эрнани не то чтоб заносчиво, но было ясно, что их мнение кэналлийца никоим образом не волнует.

В глубине души Алан допускал, что южанин понимает – король и его окружение, хоть и вынуждены принимать помощь полукровки, своим его не считают, и платил им той же монетой. Какой дворянин станет искать дружбы тех, кто ставит его ниже себя? А род Алва возвысился лишь благодаря стечению обстоятельств. Когда черная болезнь выкосила Дом Ветра, Эрнани Восьмой был вынужден подтвердить права Родриго Алвы, приходившегося нынешнему герцогу прапрадедом.

Великие Дома Талигойи традиционно роднились лишь друг с другом, но Алва, обосновавшиеся на крайнем юго-востоке, мешали свою кровь с дикими морисками. Пока Дом Ветра был крепок, это никого не волновало, но судьба повалила казавшееся несокрушимым дерево. Теперь король наверняка бы отдал титул Повелителя Ветров кому-то из подлинных Людей Чести, но в прежние времена Заветы[4] блюлись свято, даже слишком. Герцоги Алва стали главой Великого Дома. Повелители Скал, Волн и Молний с этим смирились, но признать смуглых черноволосых выскочек ровней не могли. Алан Окделл понимал, что подобные чувства не украшают, и на заседаниях Совета Мечей[5] был подчеркнуто вежлив с Рамиро, но относиться к нему так же, как к Шарлю Эпинэ или Михаэлю фок Варзову не мог. Впрочем, глухой неприязни, грозящей перерасти в ненависть, Алан к кэналлийцу тоже не испытывал. Выбирая между Эктором Приддом и Рамиро Алвой, Окделл выбрал бы Алву.

– Алан, – мягкий голос Эрнани оторвал Окделла от раздумий, – вы видели кэналлийца в бою?

– Ваше Величество, – рыцарь старался говорить как можно равнодушнее, – кэналлийцы не принимают участия в турнирах, но во время приступов Алва сражается достойно.

Это было правдой, Корявая башня, выступающая далеко вперед и связанная с основной крепостью узкой перемычкой, была одним из самых уязвимых мест. Франциск это понимал и трижды пытался ее захватить – дважды днем и один раз ночью. Алва отбивался без посторонней помощи, чего нельзя было сказать про защитников Нового города, где оборону возглавлял маршал Придд. Но сражаться на укреплениях – одно, а принять вызов непобедимого Оллара – другое.

Алан с тоскливым предчувствием наблюдал за двумя всадниками, с высоты стен казавшимися игрушечными. Алва превосходил Франциска в росте, но заметно уступал бастарду в ширине плеч, да и доспех южанина был много легче, а белоснежная ничем не защищенная лошадь кэналлийца рядом с гигантским боевым конем Бездомного Короля казалась чуть ли не бесплотной. Герцог Окделл вздохнул – Рамиро проиграет, и хорошо, если сохранит жизнь.

Поступок южанина вызывал странную смесь досады и восхищения – тот делал глупость, но делал! Если б на вызов Бездомного Короля не откликнулся никто, талигойское рыцарство было б навеки опозорено. Рамиро принял позор на себя, прикрыв от него других. Более того, его проигрыш – проигрыш чужака, он не запятнает Людей Чести. Понимает ли он это? Кэналлийцы отличались болтливостью и горячностью, но их герцог был на удивление молчалив и сдержан. То, что он дал волю своему темпераменту именно теперь, по меньшей мере удивляло.