Василий Горъ - Враг моего врага Страница 3

Принц довольно улыбнулся, вытащил кошелек, отсчитал двадцать золотых монет и протянул их Ульриху. Тот с поклоном взял деньги и спросил:

– Я могу идти, господин?

– Да, конечно же, и большое тебе спасибо.

Ульрих повернулся к двери, опустил золото в карман и сделал первый шаг. В этот момент принц подошел к нему сзади, приобнял его за плечи и, шепнув на ухо: «Первый принцип монарха – никогда не доверять никому!», одним движением вскрыл ему горло. Кровь из перерезанных артерий фонтаном брызнула вверх, забрызгав лицо и руки принца, но тот и не подумал уворачиваться, а просто отпустил бьющееся в судорогах тело на пол, слизнул капельку крови со своей губы, наступил правой ногой на тело и прошептал:

– Одна из первых ступенек к трону. Интересно, много их будет на моем пути? А кстати, кровь действительно сладкая! И мне это нравится!

Он сложил флаконы в дорожную сумку, стоящую в углу, заглянул в зеркало, улыбнулся своему окровавленному лицу, вышел в коридор и позвал слугу:

– Приготовь мне ванну, потом сбегай к барону Морзу и передай ему, что я готов к поездке. И не забудь прибрать падаль в моей комнате. Кстати, чуть не забыл, – в ванную принеси бутылочку вина и фруктов. Впрочем, пусть вино и фрукты принесет какая-нибудь смазливая служаночка. И поторопись!

ГЛАВА 3

Утро выдалось туманным… Озеро, подернутое легкой дымкой, казалось куском брошенного в траву стекла, но, несмотря на полное отсутствие ветра, мне почему-то совершенно не хотелось лезть ни в какую воду. То ли потому, что легкий морозец, подернувший изморозью траву, уже успел пощипать мои щеки, то ли потому, что ныло растянутое вчера сухожилие. Я шмыгнула носом, скорчила жалобную мину, зябко повела плечами и с надеждой посмотрела на отца. Однако надеждам на то, что купания удастся избежать, сбыться было не суждено. Как, впрочем, и обычно: за всю мою недолгую жизнь папа жалел меня раза четыре или пять. По очень большим праздникам. Например, когда я потерялась в лесу в семилетнем возрасте, неделю питалась какими-то корешками и ягодами, умудрилась попасть в болото и чуть не утонуть, потом выбралась к дому и, увидев знакомую крышу, рухнула с небольшого обрыва в кусты дикой ежевики. Измазанная, расцарапанная до крови, с огромными синяками и ввалившимися от голода щеками я ввалилась во двор замка, буквально стоящего «на ушах», на руках плачущего от радости камердинера Джерома прокатилась до кабинета отца и впервые увидела на его вечно невозмутимом лице радость. Потом он отнес меня в постель, предварительно отпарив и отмыв дочиста, втер в мои болячки какую-то жутко пахнущую целебную мазь и вздохнул. Заснула я, обняв его большую шершавую ладонь, покрытую огромными, загрубевшими от рукояти меча мозолями, уверенная в том, что больше никогда-никогда не убегу от него ни на минуту.

Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад, – не прошло и месяца, как я снова оправдала свою кличку «Сорвиголова», – я влезла на конюшне на самого высокого жеребца по кличке Уголек, хлестнула его прутом, вынеслась во двор и, само собой, слетела с него, как сосулька с крыши. Слава Создателю, что воткнулась я в Толстушку Ненси, нашу кухарку, сбив ее с ног, но ничего себе не сломала и даже толком не испугалась, однако жалости со стороны отца в тот раз мне добиться не удалось…

– Не спи, замерзнешь! А ну-ка, марш в воду, Оливия! – Легкий подзатыльник ускорил мой полет, и я нырнула с причала в темные и мрачные воды озера, еле успев набрать побольше воздуха. Вода оказалась не такой холодной, как я ожидала, и я поплыла к камышам на дальнем конце залива, пытаясь не замерзнуть. Постепенно мое тело разогрелось, кровь быстрее заструилась по жилам, и мое настроение вместе с восходящим за Столовой горой солнышком медленно, но уверенно поползло вверх.

К камышам я подплывала весьма довольная собою и окружающим меня миром, поэтому свернула в сторону и поплыла к скалам, которые вдавались в озеро метров на двадцать, нависая над ним подобно трамплину. Я взобралась на свой любимый выступ метрах в шести над водой, встала на его край, потянулась и ласточкой прыгнула в темное зеркало воды под ногами. Попытка достать дна как обычно успехом не увенчалась. Выскочив из воды и переведя дух, я было снова полезла вверх, как до меня донесся топот копыт по тропе, ведущей к этому заливу. Я прислушалась, пытаясь понять, кто бы это мог быть, но прежде, чем я успела придумать хоть что-то, на песчаную отмель вынесся конюх Барри на своей буланой кобылке, ведя в поводу моего Уголька. Кстати, Уголек был сыном того злого обидчика, который запулил меня в кухарку, и с ним мы ладили просто прекрасно. Однако я задумалась: что-то я не могла себе представить ни одной причины, которая бы могла, хотя бы в теории, прервать мой утренний заплыв и последующую пробежку. Видимо, что-то серьезное, что требует моего присутствия. Что ж, понеслись! – я взлетела в седло, потрепала жеребца за ушами, и сорвала его в галоп. Ошеломленный Барри не успел сказать и одного слова, как я скрылась за деревьями.

Во дворе замка меня встретил старый Джером и, с поклоном подав мне мое платье, оставленное на причале, сообщил, что отец ждет меня у себя в кабинете. Наскоро переодевшись в сухое, я бегом пробежала по коридору, чуть не сбив с ног какого-то незнакомого юношу в порядком запыленной и потрепанной одежде. На бегу извинившись, я постучала в двери кабинета и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. Отец стоял у окна, задумчиво уставившись в никуда, и теребил свиток с королевской печатью. Почувствовав, что он не в духе, я чинно уселась в кресло напротив его стола, а не на пол, как обычно. Он еле слышно вздохнул, грустно посмотрел на меня, потом налил себе в бокал вина и залпом осушил кубок. Мне вдруг стало не по себе. Я поежилась от внезапного озноба и молча уставилась на него. Папа сел на стол, отбросил письмо в сторону, повернулся ко мне и грустно прошептал:

– Вот и все… Час настал… Прости меня, Господи! – Его голос явно дрожал, и почему-то мне вдруг захотелось заплакать. Отец расстегнул ворот камзола, как будто тот мешал ему дышать, потом налил себе еще вина, и продолжил: – Шестнадцать лет тому назад я был капитаном гвардии его величества. Двадцать два года службы, восемь из которых в гвардии во дворце не принесли мне особого богатства или славы. Однако, как оказалось, я заблуждался относительно того, как ко мне относился Государь. Однажды, заступив на очередное дежурство, расставив гвардейцев по постам, я решил пройтись по коридорам, смежным с покоями короля. Проходя мимо одного из зеркал, я заметил, что оно немного сдвинуто в сторону. Я было приготовился крикнуть ближайшего бойца, как вдруг зеркало сдвинулось в сторону, и Король жестом приказал мне молчать. Повинуясь ему, я через эту потайную дверь вошел в его покои.