Коллин Хоук - Пробужденный (ЛП) Страница 3

ферме.

Кстати о бабушках, очень оригинальная старая женщина сидела на скамейке

впереди меня, глядя на мою любимую картину, «Она никогда не расскажет о своей

любви», Генри Пич Робинсона. Фотография была спорной. Критики говорили, что она

была неприличной и неправильной, ведь фотограф запечатлел умирающую женщину, но

мне фотография казалась драматичной и романтичной. Говорили, что фотограф пытался

изобразить сцену из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Я знала цитату, описывающую

картину, наизусть:

Она молчала о своей любви,

Но тайна эта, словно червь в бутоне,

Румянец на ее щеках точила.

(Акт 2, сцена 4)

Угасание. От этого, видимо, умерла женщина на фотографии. И я поддерживала эту

версию. Смерть от разбитого сердца и есть угасание. Я представила ноющую боль, что

скручивается вокруг человека, как огромный удав, все крепче сжимаясь, разрушая тело, пока не останется лишь пустая оболочка.

И хоть я была заворожена фото, женщина, что смотрела на картину, меня впечатляла

не меньше. Ее щеки, как и тяжелое тело, обвисли. Пряди мягких серых волос торчали из-

под грязного берета. Она сжимала поношенную трость, которую уже давно использовали, и была одета в яркое платье с рисунком из бабочек, родом из 1970х. Ее ноги были в

кроссовках на толстой подошве. Женщина подалась вперед, выпуская трость и

поглаживая рукой подбородок, пока изучала фотографию.

Почти час я сидела в стороне, наблюдая за ней и набрасывая ее силуэт в блокноте.

По ее щеке сбежала слеза, и она сдвинулась с места, роясь в большой сумке в поисках

платка. Что вызвало ее слезы? Мне было интересно. Была и у нее потерянная любовь?

Кто-то не разделил ее чувства? Возможные ответы крутились в голове, пока я шла по

залу, стуча подошвой по мраморному полу. Заметив знакомого охранника, я остановилась:

- Привет, Тони.

- Как жизнь, мисс Янг?

- Все хорошо. Слушай. Мне нужно заняться серьезным делом. Есть здесь места, где

мало людей, чтобы я посидела там перед тем, как пойду с друзьями на ланч? Люди

отвлекают.

- Хммм, - Тони постучал по подбородку, и я услышала шорох, что означало, что этим

утром он не побрился. – Египетское крыло перегорожено веревкой, - сказал он. – Там

добавляют новые экспонаты. Но сегодня там ничего не будет. Босс на конференции, а без

нее ничего здесь не происходит.

- Так я могу пойти туда? Обещаю, что ничего не буду трогать. Мне просто нужна

тишина.

После долгих размышлений его лицо разгладилось, и он улыбнулся:

- Ладно. Но будь осторожна. Сядь так, чтобы тебя другие туристы не увидели, а то

захотят еще за тобой последовать.

- Спасибо, Тони.

- Обращайся. Еще увидимся как-нибудь.

- Обязательно, - сказала я и направилась к нужному входу, но остановилась и

обернулась. – Эй, Тони. Там у выставки фотографий пожилая женщина. Проверь, как она

там чуть позже? Она уже давно там.

- Хорошо, мисс Лиллиана.

- Пока.

Я прошла мимо стены с фотографиями и устремилась по ступенькам вниз к главному

залу. Средневековое искусство и Зал монастырей, полные гобеленов, статуй, мечей, крестов, образцов резьбы и драгоценных камней, вели в магазин при музее, а там и в

египетское крыло.

Пока никто не смотрел, я проскользнула через веревку. Несмотря на кондиционеры, древняя пыль была ощутима в воздухе. Перестановка в выставочном зале подняла тучи

пыли, придавая всем вещам эффект старины.

Свет здесь был выключен, но в окно заглядывало солнце, заливая экспонаты. Десять

тысяч артефактов были расположены в куче комнат, каждая из них была посвящена

определенной эре. Я словно погружалась в черный океан истории, окруженная песочными

часами, в которых истекало время.

Стенды с косметикой, статуи богов и богинь, погребальный папирус, одинокие

блоки из настоящих храмов – все это сверкало скрытыми историями, привлекая меня.

Артефакты словно ожидали кого-то, кто смахнет пески времени с их поверхностей.

Сверкающая птица обратила на себя мое внимание. Я ее раньше не видела и

задумалась, была ли она из новых экспонатов, или из переставленных. Изображение

красиво сделанного золотого сокола, представлявшего египетского бога Хоруса, называлось Золотой Хорус.

Отыскав уютный угол, где мне хватало света, я села, прислонившись спиной к стене, открыла чистую страницу блокнота и начала набрасывать всевозможные комбинации

предложений родителей. Я смогла выделить три лучших университета из всех, когда

услышала скрип.

Боясь, что за мной все же пошли туристы, я пару минут напряженно слушала.

Ничего. В этом крыле музея было тихо, как в гробнице. Усмехнувшись своему клише, я

вернулась к своему списку и обратилась к брошюре колледжа.

Перед тем, как я успела дочитать первую страницу, послышался стук, а потом тот же

скрип. Хотя я думала, что я рациональная личность, которую сложно испугать, я

почувствовала, как по шее и спине пробежал холодок, словно ледяные пальцы.

Я осторожно отложила карандаш и блокнот, стараясь не издавать звуки, и с

растущей тревогой прислушалась к скрипам, трению и нечеловеческим стонам,

исходящих по другую сторону стены. Здесь был кто-то или что-то. Призывая разум

подавить страх, я решила, что звуки могло издавать животное.

Жуткий стон заставил меня задрожать, вид моих трясущихся рук привел меня в

чувство. Это было глупо.

- Эй, - тихо попробовала я. – Есть тут кто-нибудь?

Я встала и сделала несколько шагов вперед. Звуки резко прекратились, и мое сердце

замерло. Может, кто-нибудь прячется? Охранники помогут мне найти ответ.

С дрожащим дыханием я повернула за угол и столкнулась со стеной пластика.

Видимо, здесь они работают, так подумалось мне. Было слишком темно, чтобы разглядеть

что-то в комнате, и я целую минуту собирала в кулак смелость.

Я пробежалась пальцами по толстому пластику, пока не нашла вход, выдохнув, когда

я увидела фигуру, смотрящую на меня и стоявшую так близко ко мне. Но испуганной

девушкой была я: ее немного волнистые, ухоженные, длинные каштановые волосы, бледная кожа, белая дизайнерская блузка были покрыты пылью. Ага, я. На табличке

рядом с огромным экспонатом значилось: Древнее медное зеркало. Я покачала головой, надеясь, что больше в комнате никого нет.

Полированный пол был защищен тяжелой тканью, покрытой опилками и