Андрей Уланов - Крысолов Страница 3

– Доброй зари, тан Диего.

Эти слова были произнесены вполне обыденным тоном, а прозвучали будто приговор – тому волшебному, радужно-зеленому, словно картины работы эльфийских мастеров… в общем, тому, что всегда остается за гранью сна. Как ни старайся в первые мгновения удержать в памяти ускользающее виденье, оно непременно уйдет, протечет, словно пролитое вино меж растопыренных пальцев. И останется от него ровно столько же – лизнуть, почувствовать вкус… но не больше. Обидно до жути.

– Доброй зари тебе, мерзкий старикашка.

Тот, к кому были обращены эти слова, неожиданно рассмеялся. Негромко – но и этого хватило, чтобы тан Диего приподнялся над подушкой, приоткрыл глаза – точнее, один, правый – и с удивлением посмотрел на стоявшего рядом с кроватью человека. Среднего роста, широкоплечий, длинные седые волосы стянуты в тугой пучок на затылке, в черных зрачках гарцует эскадрон смешинок. Даже те немногие, кто сумел бы угадать, что Вальдес Марратоа уже начал счет шестому десятку лет, вряд ли назвали бы его «старикашкой».

Для начала – большинству страх за целость шкуры придержал бы язык.

– Чему ты смеешься?

– Я просто вспомнил, как впервые услышал этот ваш ответ, мой тан. Ровно девять лет назад.

– Разве? – удивленно переспросил Диего. – Мне казалось…

Он замолк, вспоминая. Тогда у вошедшего в его спальню мужчины седина едва пробивалась сквозь черноту, да и морщин было куда меньше. И назвать его мерзким старикашкой мог разве что тринадцатилетний мальчишка…

…для которого в мире, казалось, навсегда померк свет.

…и пока не знавший, что этот человек отныне заменит ему отца.

…а может, и станет чем-то большим.

– Мне казалось, это было целую вечность назад.

– Для юности так оно и есть, мой тан, – сказал Вальдес. – Кажется, будто время тянется неимоверно медленно. Это для нас, мерзких старикашек, все года выглядят одинаковыми, как потертые гвеллы.

– Неужели я не сумел разбавить эту одинаковость?

Марратоа изобразил глубокую задумчивость.

– Пожалуй что нет, мой тан. В сравнении с моей собственной порой возмужания последние годы были, хм, не слишком остры. Но, – добавил он, – также не могу сказать, что вы не старались.

– Что поделать, Валь, что поделать. На мою долю не выпало ни осады Фолти, ни Гильремара. Даже на Фапланский поход я опоздал повзрослеть.

– Пока не выпало, тан Диего. И поверьте, это не та вещь, о которой стоит печалиться. Ибо мир – ужасно непрочная штука. Да и в тихие годы возможностей лишиться головы лишь самую малость поменьше, чем в разгар большой королевской драки. Уж это вы теперь знаете ничуть не хуже меня.

– Да. Знаю.

Вальдес несколько мгновений испытующе смотрел на своего подопечного, а затем отступил на шаг и чуть склонил голову.

– Вставайте.

– В такую рань?! Но зачем?

– Тому, – отозвался слуга, – есть две причины.

– Назови хоть одну! – потребовал Диего.

– Завтрак ждет, мой тан.

– Завтрак – это недостаточно веская причина для покидания кровати в столь ранний час, – торжественно заявил Диего. – Вот если бы вместе с кофе и парой гренок меня ждала юная девица с виолоном, готовая усладить звоном струн…

– К сожалению, – сказал Вальдес, – мой тан, вам придется довольствоваться заменой.

– И кто же заменит прелестное создание и ее инструмент?

– Я и учебная рапира. Как обычно, мой тан.

– Почему-то я и не ждал ничего иного, – сев на кровати, Диего зевнул. – А вторая?

– Вторая?

– Только что ты сказал, что для подъема в эту несусветную рань у меня есть две причины. – Тан зевнул снова. – «Завтрак ждет» было первой.

– Кроме завтрака, мой тан, вас ждет тан Франсиско ги Леннек.

Диего как раз собрался зевнуть в третий раз, но последние слова Марратоа прогнали остатки сна ничуть не хуже ведра ледяной воды – метод, весьма часто практиковавшийся Вальдесом в первые годы их знакомства.

– Очень надеюсь, – медленно произнес Раскона, – ты не скажешь мне, что прямо сейчас Их Сиятельство герцог Нуарийский, первый министр Высокого Двора и, если верить слухам, самый могущественный человек в Иторене, тан Франсиско ги Молина ли Гадроке-и-Пеллет ги Леннек находится вот за этой дверью?

Впрочем, тут же сообразил Диего, в этом случае в руках у слуги вряд ли оказался бы зеленый листок, запечатанный двухцветным воском. Личная печать первого министра, надо же…

– Нет, мой тан. Он, – Марратоа осторожно подцепил ногтем воск, захрустел бумагой, – будет ждать вас в Белом Дворце после пятого рассветного гонга.

– Что ж, – отбросив тонкое одеяло, Диего спустил ноги с кровати, – вторая… проклятье, куда я дел чулки?

– Они на стуле справа, мой тан.

– … причина весома. Стоило бы начать именно с нее.

– Позволю не согласится, мой тан, – возразил слуга. – Тан ги Леннек, несомненно, очень, очень важная персона. Однако прежде чем явиться к нему, вы все же должны позавтракать.

– Знаешь, Валь, – Диего соскользнул на пол, вытянулся и принялся шарить рукой под кроватью, – за все эти годы я так и не понял одного. Как человек с таким потрясающим чувством юмора может иной раз оказываться столь же выдающимся занудой.

– Это взаимно, мой тан.

– В каком смысле? – удивился Диего.

– Я тоже не сумел понять одной вещи, мой тан, – невозмутимо сказал Вальдес. – За все эти годы я не понял, как вам удается так глубоко загонять под кровать собственные тапочки.

В тот же день

Солнце прошло чуть больше половины своей привычной дороги к зениту, и его лучи уже досуха выпили ночную прохладу из городских камней. Даже гулкий звон четвертого рассветного гонга с трудом проталкивался сквозь колышущееся над булыжником зыбкое марево. Ну а жители славного Таррима старались вне домов перемещаться в каретах или портшезах. Желательно с «лесной прохладой» или «яблоневым садом» – отчего-то нынешним летом именно эти охладительные наговоры пользовались наибольшим спросом у столичной знати.

Прочие же горожане, из числа тех, кого милость Великого Огня взамен мирского богатства наделила какими-то иными благами, в эти часы на улице предпочитали не задерживаться. Даже нищих повымело – либо сползлись к собору святого Кхайра, на площади перед которым пенная стена фонтанов дарует избавление от мук ничуть не хуже самих клириков, либо к монастырям Двух Сестер, где тенистый сад и бесплатная похлебка. Или в порт.

Впрочем… медный овал сверкнул, вращаясь, и негромко звякнул о мостовую. Рядом с багровой когтистой лапой, от которой даже в этот зной явственно веяло жаром.

– Бл`год`рствую, тан.

– Ты же обычно не вылезаешь раньше полудня, – сказал Диего. – А сегодня чего стряслось?