Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – Эрцфюрст Страница 3

Он поклонился.

— Начнете с канцлера? Или с графьев?

— То есть, — пробормотал я, — сверху или снизу по лестнице?.. Сначала составьте список наиболее подходящих кандидатов, учитывая и вернувшихся из Гандерсгейма.

— А оставшихся там?

Я кивнул.

— Спасибо, я о них помню. Всех командиров, оставленных начальниками гарнизонов, назначить сенешалями. Пусть каждый возглавляет свой сенешальский округ уже не только как захватчик, но и как глава административного судебного округа. Судить и вешать имеет право по своему усмотрению, а мы будем периодически проверять, чтобы количество повешенных по ошибке не зашкаливало за допустимый уровень.

Он поинтересовался:

— А какой допустимый?

Я поморщился.

— Ну что вы такой мелочный? Понятно же, в Гандерсгейме разрешено бесчинств и эксцессов больше, чем в Геннегау. Со стороны властей, естественно. Более того, в разных частях Гандерсгейма разная шкала… Потом, со временем, выработаем четкие нормы, а пока главное — поддержание порядка, мира и гуманизма. Не мелочитесь, сэр Жерар, не мелочитесь!

— Понял, — сказал он покорно. — А командиров отрядов назначить шерифами, бейлифами и просто бальи?

— Точно, — одобрил я.

— Все будет сделано, — ответил он, посмотрел в сторону, охнул и сказал испуганно: — Мне надо бежать, ваше высочество! Столько работы, столько работы…

Глава 2

Я повернулся, в сад въехала группа отставших героев Гандерсгейма, один из них лихо соскочил и направился к нам, высокий, широкий в плечах и удивительно тонкий в поясе, мелкоячеистая кольчуга туго облегает тело, опускаясь до середины бедер, щегольские брюки и сапоги тонкой выделки…

— Боудеррия, — выдохнул я.

Она преклонила передо мной колено, я поднял ее и обнял, даже под кольчугой чувствуя ее твердые, как отполированные до блеска наросты дуба, груди.

— Ваше высочество, — проговорила она почтительно, но глаза смеются, в них те же дерзкие огни, а чувственный рот растягивается до ушей. — Ваше высочество!

Я снял с ее головы шлем и передал в руки оруженосцу, а она тряхнула головой, и пышная, как конский хвост, грива таких же толстых и жестких волос, метнувшись черной молнией, свободно заструилась по плечам и спине.

Она всматривалась в меня смеющимися глазами.

— Ваше высочество, — повторила она, вслушиваясь в звучание титула, — а не наносит ли это ущерб вашему престижу…

Я прервал:

— Мы завоеватели, помнишь? Это значит, мы диктуем правила и моду. Потом, конечно, сен-маринскость всех нас подомнет как более развитая социальная структура, но пока…

— А ваши лорды?

— Мои лорды относятся ко мне, — сказал я с гордостью, — по-прежнему, как к вождю и военному лидеру, а не к государю. Сен-маринцы в ужасе, глядя — как они подшучивают надо мной и как держатся бесцеремонно. То же самое, кстати, распространяется и на тебя. Я государь для покоренных!.. Ну, еще мои армландцы мне кланяются и зовут пышно в присутствии посторонних, дабы не умалять и не подавать дурного примера…

— Понятно.

Я обнял ее за талию, с удовольствием чувствуя, что, несмотря на тугие мышцы, это все-таки нечто женское, увлек в сторону дворца. Она пошла рядом, стараясь попадать мне в шаг.

— Боудеррия, — сказал я, — у нас с Вильярдом отношения все еще чуточку натянутые, я не рискнул спрашивать, как там у него дела.

— С Алонсией? — спросила она.

— Ну, и с нею тоже.

Она насмешливо сощурилась.

— Все еще жалеете, что ускользнула?

— Как можно, — испугался я. — Разве с тобой какая женщина сравнится?

В дверях слуги посмотрели на нее оторопело, потом на меня, поспешно распахнули перед нами створки.

Она хмыкнула.

— Алонсия таскалась за ним всюду и видела все его битвы. Даже дважды пришлось драться, когда к нашему лагерю прорывались враги… Но когда захватили Шальксберг, Вильярд оставил ее там под охраной из десятка воинов, а сам продолжил воевать, пока труп последнего варвара не сбросили в море.

Я сказал довольно:

— Отлично. Вильярд вернется к ней из Геннегау с хорошими новостями. Здесь никто не знает, что он сын плотника и крестьянки… а если и узнают, то что? Уже граф. С огромнейшим поместьем, даже город есть… А дети будут потомственными дворянами… Ну, а что ты? Почему не осталась с Алонсией?

Она пожала плечами.

— А зачем?.. Раньше она была одинокой и беззащитной, а теперь Вильярд не дает на нее и пылинке упасть. А замок охраняют воины, что считают его своим господином. Сам город, кстати, хоть и варварский, но богатый.

— Значит, — сказал я, — ты решила оставить там службу.

Она помолчала, затем посмотрела мне в глаза твердым взглядом.

— Да.

— Правильный выбор, — сказал я.

— Правда?

— Еще бы, — подтвердил я. — Все, что мне на пользу, правильное. Все, что на пользу другим — неверный выбор, такого товарища нужно деликатно поправить. Если не поймет, можно неделикатно.

— Это как? — спросила она. — Молотом по голове?

— Или головой о молот, — ответил я. — Как гуманист, я всегда даю себе возможность выбора. Не всегда же казнить, можно просто повесить… В общем, ты моя гостья, ходи, присматривайся, а когда что-то надумаешь, только скажи. Жаль, что я совсем погряз в политике и хозяйствовании, а то бы мы с тобой тут всю посуду побили… Но, увы, погряз!

Она покачала головой.

— Не представляю. И надолго?

— Навечно, — ответил я грустно. — Правда, завтра утопываем на справедливую и священную войну, а так все скучный менеджмент. А битвы, сражения, бои, захваты замков, схватки с драконами, ограми, демонами и прочей ерундой… так редко, что и упоминать не стоит.

— Ну да, — сказала она понимающе, — не чаще раза в день?

— Хуже, — ответил я. — Не чаще раза в сутки!

Она фыркнула:

— Как же вы живете в таком тихом болоте?

— Зато я как бы король, — сказал я хвастливо.

— Как бы?

Я кивнул.

— Здесь. А там на севере я фактически король. Здесь же передаю абсолютную власть демократическим путем на основании строго прозрачных и умело подготовленных выборов, прислушиваясь к народному волеизъявлению высших, средних, полусредних и даже мелких лордов.

Перед дверью главного зала я остановился, поймал взглядом всегда настороженного и взъерошенного барона Эйца, начальника охраны дворца, кивком подозвал ближе.

— Дорогой барон, — сказал я. — Это леди Боудеррия, прекрасная и нежная дама, очень чувственная и чувствительная, поэтому устройте ее при дворце так, чтобы ни в чем не знала неудобств.