Евгений Лукин - Раздолбаи космоса, или Гений кувалды Страница 3

Однако, даже ограничиваясь невольными взглядами искоса, можно было заметить, что с пятиэтажкой этой явно не все в порядке. В окнах, например, ни единого отблеска, и такое ощущение, что стекол вообще не вставляли. И двери подъездов вовсе не распахнуты настежь, как это сперва показалось, а просто отсутствуют.

Ромка зябко повел плечами и поспешно перевел взгляд на шевелящуюся в полумраке широкую спину Василия. Тот все еще трудился над люком.

– А шомполом? – без особой надежды спросил Ромка.

– Пробовал уже, – отозвался сквозь зубы Василий, не оборачиваясь. – По диаметру не пролазит, здоровый больно…

Он нажал с излишней нервозностью и сломал ключ. Металлический язычок звякнул о броню и, отскочив, бесшумно упал во мрак. Василий пошарил лучом фонарика по искусственному покрытию из неизвестного материала, напоминающего с виду остекленевшую серую пемзу, но обломок, видимо, улетел под бронированное брюхо тарелки.

– Нет, ну ведь если бы я не кричал! – яростным шепотом обратился вдруг Василий к плите люка. – Ведь кричал же! Про летающую тарелку! Кричал? – Он обернулся к Ромке.

Тот вроде сидел в прежней позе: сгорбившись и сцепив руки на коленях.

– Ну, кричал… – нехотя согласился он.

– Так какого же ты?

Ромка досадливо боднул стриженой головой колени и не ответил.

Василий крякнул, сдвинул козырек на глаза и, болезненно скривившись, в который уже раз оглядел окрестности. Похоже, кроме гигантских колонн, других источников света здесь не водилось.

– Нет, – решил он наконец. – Не делом мы занимаемся. Еще, не дай Бог, повредим чего-нибудь.

– Что ж, сидеть и ждать?

– Сидеть и ждать. – Василий пригнулся и полез в скопившуюся под днищем темноту. Нащупав рубчатый лапоть посадочной опоры, сел и привалился к металлической лапе спиной. – Если прихватили по ошибке – так вернут, а если для чего другого…

Он замолчал, явно прикидывая, на кой пес они могли понадобиться инопланетянам, и, судя по раздавшемуся из темноты вздоху, ни до чего хорошего не додумался.

– М-да… – сказал он наконец. – Ну ничего, Ромк!

Вернут. Обязаны.

– Обязаны… – язвительно проговорил Ромка. – А может, у них здесь такой же бардак, как у нас!

– Ничего себе бардак! – возразил Василий. – Вон какой хренотени понастроили, а ты говоришь – бардак! Тут не бардак, тут порядок. Цивилизация…

Разговор прервался, и в огромном зале стало как будто еще темнее.

– Вообще-то, конечно, всякое бывает, – не выдержав молчания, снова заговорил Василий. – В прошлом году на металлургическом штабелировщик уснул на площадке, куда ковши отсаживают… В нетрезвом состоянии, конечно… Ну и поставили на него, не глядя, двадцатипятитонный ковш. Так розыск объявляли – пропал человек… А ковш там еще целый месяц стоял… – Произнеся это, Василий возвел глаза к угольно-черному днищу, в котором паутинчато отражались далекие заросли слабо мерцающих колонн. Летающая махина, надо полагать, тоже весила не меньше двадцати пяти тонн, да и вид имела такой, словно собирается здесь простоять как минимум месяц.

История о раздавленном штабелировщике произвела сильное впечатление. Ромка уперся ладонями в покрытие и рывком подобрал под себя голенастые ноги. Встал. Вышел, пригнувшись, на открытое пространство. Телефонная трубка торчала у него из кармана, и крысиный хвост провода волочился по стеклистому покрытию.

– Так? Да? – сдавленно спросил Ромка у запертого люка и вдруг, выхватив трубку, ударил что было силы наушником в броню. Брызнула пластмасса.

– Ты что, сдурел? – рявкнул Василий.

– Откройте! Козлы! – захлебывался Ромка, нанося удар за ударом. – На запчасти, блин, раскурочу!

Метнул в бесчувственную плиту остаток трубки и лишь после этого малость опомнился.

– Вот только одно и можешь… – злобно заворчал на него из-под тарелки Василий. – Ломать да ломать… Ты за всю жизнь хоть одну вещь своими руками сделал?

Ромка стоял понурившись. (Рост – выше ста восьмидесяти пяти; телосложение – сутулое, худощавое; уши – большие, оттопыренные… Цвет глаз и наличие-отсутствие веснушек – не разобрать, темно…)

– Может, еще сверху посмотреть? – шмыгнув носом, расстроенно проговорил он. – Там вроде наверху какая-то фигня торчала… Подергать, покрутить…

Он вытер ладони о джинсы, приподнялся на цыпочки и, взявшись за покатый край летающей тарелки, попробовал за что-нибудь уцепиться. Уцепиться было не за что.

– Подсадить, что ли? – хмуро спросил Василий и, кряхтя, выбрался из-под днища.

Он присел и принял в сложенные вместе ладони Ромкину ногу. Поднял до уровня груди, подставил погон, потом уперся широкой ладонью в тощую Ромкину задницу и затолкнул его одним движением на крышу.

– Ну что? – спросил он, отступая на шаг.

Ромка пыхтел и не отвечал – он полз на животе к центру покатого и, наверное, скользкого купола. Вскоре на фоне гигантских мерцающих колонн обозначился его согнутый в три погибели силуэт. Видно было, как он, за что-то там ухватясь, покрутил, подергал… Василий хотел отойти подальше для лучшего обзора, но тут послышался легкий треск, силуэт неловко взмахнул длинными руками, в одной из которых мелькнуло что-то непонятное, и Ромка, съехав на ту сторону, с воплем шмякнулся на пол.

Когда Василий, обежав тарелку, подоспел к нему, Ромка уже сидел и потирал, морщась, ушибленное бедро левой рукой. В правой у него было (Василий включил фонарик) что-то вроде квадратного металлического зеркальца на полуметровом стержне.

– Вот, – виновато сказал он. – Отломилось…

– Да что ж ты за человек такой! – процедил Василий. – Руки у тебя или грабли? За что ни возьмешься – все ломается! Может, она теперь летать не будет без этой хреновины?

– А там еще одна такая есть, – сказал Ромка.

Василий открыл было рот – выложить все, что он думает о своем косоруком спутнике, но тут по темному залу беззвучно прозмеился огромный огненный знак, причем один из его языков вильнул им прямо под ноги. Василий от неожиданности подскочил, а Ромку подбросило с пола.

– Берегись! – рявкнул вдруг Василий. – Уйди на хрен!

Он схватил за шиворот только что успевшего встать на четвереньки Ромку и отволок шагов на пять прочь.

Летающая тарелка оживала. По выпуклой броне уже вовсю бежали, потрескивая, фиолетовые электрические

Разряды. Округлая черная глыба неспешно всплыла над полом, потом остановилась, и мрак под днищем зашевелился – бронированная черепаха подбирала конечности и смыкала клюзы. Затем, приглушенно взвыв, крутнулась – мощно, как турбина, – и, обдав лица волной озона, ушла ввысь стремительным неуловимым броском. А вот куда делась потом – понять трудно. Такое впечатление, что испарилась на полдороге.