Макс Далин - Слуги зла Страница 3

Мелкий невольно ухмыльнулся в полудреме. Наши — лучше всех. Наши — сильные, везде пройдут, наши бояться не умеют. Вон эти, Пырей и Крыса, интересно, издалека пришли вместе? Издалека небось, и все с боями… шикарная парочка. «Спят в обнимку, — подумал он грустно. — Вдвоем теплее… Крыса моложе Шпильки, но и худее, лицом куда проще, на язык остра и никого не подпускает близко, только с Пыреем и греется… кстати, надо будет у Пырея спросить, где это он так навострился метать ножи, загляденье смотреть… и дерутся — спина к спине… у Шпильки мускулы на ногах, будто у горного оленя… вот интересно, если лизнуть ее в ухо, что она станет…»

Голова Мелкого свесилась на грудь, но он видел не песок, освещенный костром, а глубокое горное небо с размазанными ветром облаками. Молодая арша с кисточками жестких шерстинок на очаровательно оттопыренных ушах, скуластая, с зелеными глазами, подруга-греза, немного Шпилька, немного Крыса, немного случайная подружка в крепости убитого лорда, немного — мечта без примеси, ухмылялась ему, Мелкому, давая в подробностях рассмотреть прекрасные клыки, которые хотелось тут же облизать, а кругом рос орешник и цвели нарциссы… но Мелкий не мог позволить себе спокойствия: всюду притаились лучники, к тому же он чувствовал, что вот-вот с небес обрушится ревущий поток грязной воды и затопит аршу, его, горы до самых вершин и весь мир…

Боль на время отошла в сторону, уступив место тревожному сну…

Тишина стояла всю ночь, добрая тишина земли, не обитаемой никем, кроме диких зверей. Ветер выл между камнями, дождь шуршал, трещали догорающие сучья в костре — и все это были хорошие звуки, добрые, безопасные звуки. Под такие звуки приятно спать, отпустив нервы, всласть и вволю.

Небо в проломе камня начало сереть, потом побелело. Шел пасмурный день, но дождь утих; резко пахло сыростью, мокрым песком и зеленью. Костер догорел. Зола остывала, стало холодно. Бойцы начали просыпаться от холода стынущего камня, который заползал в их утомленные тела.

Красавчик спросонья ткнул себя кулаком в выбитый глаз, скрипнул зубами и выругался:

— Задница демона! Никак не запомню…

Шпилька хихикнула:

— Не ори, придурок. Вход в чрево мира всегда рядом, услышит тебя демон какой-нибудь — мало не покажется. Вот окажешься как раз у него в заднице — через пасть…

Красавчик оскалился и обозначил стремительную атаку. Шпилька шарахнулась назад, наступила на только что проснувшегося Паука — тот мгновенно сгреб ее в охапку и закопался носом в волосы.

— Тепленькая! — проурчал он восторженно и укусил ее за шею. — Моя вкусненькая…

Шпилька выкрутилась стремительным движением и за две-три секунды успела укусить Паука в щеку и врезать ему кулаком под ребра с радостным воплем:

— Что, съел? Не подавись, худоба!

Наблюдавшая поединок Крыса в восторге издала воинственный клич, от которого подскочили Мелкий и Пырей, стряхивая остатки сна. Хорек, протирая глаза и шмыгая носом, проворчал:

— Эй, сволочи, о жратве — ни слова!

— А я бы поговорил… о жратве, — произнес Красавчик печально.

— Ага, — подхватила Шпилька. — О конине.

— С чесноком, — добавил Мелкий.

— И ржаными сухарями.

— И пивом.

— И чтоб вам полопаться, гады! — фыркнул Хорек и швырнул в Красавчика головешкой. — Другой темы нет?! Я сейчас сдохну от этих ваших излияний, размечтались!

Ему ответили взрывом хохота. Клык с удовольствием отметил, что бойцы за ночь вправду отдохнули и опомнились, уже не похожи на трупы, по инерции переставляющие ноги, следовательно, способны о себе позаботиться. Его перестала занимать рана Мелкого — если боец начинает смеяться и болтать о жратве, значит, скорее всего, выживет.

Если удастся раздобыть жратву, конечно.

Теперь Клыка тревожил Вьюга, который даже не попытался подняться, только еще больше скорчился, будто надеялся согреться в ознобе. «Вот, — подумал Клык. — Вот старые бойцы. Пока опасность и риск — что-то ведет, откуда-то силы берутся огрызаться на судьбу, а стоит расслабиться — и кончено.

Жизнь наша…»

Пока молодые бойцы пытались согреться шутливыми потасовками, Клык подошел к Вьюге и уселся рядом. Зарылся пальцами в его волосы, повернул к себе осунувшееся лицо с запавшими глазами в черных тенях.

— Чего разлегся, урод? — повысив голос, нарочито хмуро проронил он. — Дрых мало? Вставай давай.

— Отвали, Клык, — прошептал Вьюга. — Отвали, не мешай. Она идет.

— Она идет в болото! — фыркнул Клык, никак не желавший расстаться с надеждой. — Дай посмотреть, как заживает, — и вытащил из торбочки, подвешенной к поясу, банку с остатками бальзама.

— Не трать, — Вьюга шевельнулся, отстраняясь. — Без толку.

Вокруг между тем собрались притихшие бойцы. Вьюга заметил это, рявкнул из последних сил:

— Пшли отсюда! Подыхающего не видели?!

Команда переглянулась. Умирать стыдно, особенно так, от раны: смерть — это слабость и тень страха, оскорбительная для бойца. Если бы у Вьюги хватило сил, он ночью ушел бы из пещеры, чтобы умереть подальше от друзей и спрятать слабость, страх и свой безобразный труп от их глаз. Все понимали, как он теперь жалеет, что не смог этого сделать.

Бойцы расселись вокруг, ухмыляясь, обозначая спокойное знание, что слабость в смерти — не позор, а обычный порядок вещей. Хорек ткнул Вьюгу кулаком в колено, надеясь, что удар не отдастся в ране — показывая, что все идет по-старому. Шпилька лизнула умирающего в щеку.

— Не дергайся, — сказал Клык. — Все путем. Мы тебя закопаем. Но потом, а пока, глядишь, и обойдется, — и принюхался к ранам друга, все-таки надеясь на лучшее вопреки очевидности.

Запах не обрадовал, но Клык начал демонстративно откручивать крышку банки. Вьюга ухмыльнулся дрожащими губами:

— Дураки. Когда подохну, мое мясо мне больше не понадобится. Стрелы — Клыку, меч — Красавчику, нож — Хорьку, арбалет — Шпильке… что еще… башмаки — Пауку, а ремень пусть Мелкий возьмет. Больше вроде бы ничего нет. А мясо ваше общее, — закончил Вьюга.

Команда переглянулась. Все глаза блестели лихорадочным голодным блеском, все скулы обтянуло натуго, но никто даже рта не раскрыл, только Хорек отрицательно мотнул головой. Здесь, в сравнительно безопасном месте, можно избежать крайних мер или попытаться избежать, если удастся.

— Может, оленя убьем, — шепнул Красавчик. — Здесь есть где его закопать.

Клык кивнул:

— Ясно. Все. Закопаем, без вопросов. Глубоко, чтоб медведи не разрыли. Никаких костров, честно сгниешь и станешь землей. И когда-нибудь потом возродишься из земли, как все.