Гарри Тертлдав - Битва в космосе Страница 3

— Взаимно, товарищ полковник, — ответствовал Брэгг.

За ту неделю, что «Афина» и «Циолковский» кружили вокруг Минервы, последний успел изменить свою орбиту несколько раз. Русские объясняли подобные маневры поиском оптимальной точки для наблюдения за Минервой. Но, судя по тому, что орбита «Циолковского» менялась только тогда, когда он находился за пределами видимости «Афины», Ирв подозревал, что «товарищи» темнят и наверняка что-то задумали. Поэтому он не стал возражать, когда Брэгг тоже начал прибегать к уверткам. «Русским коллегам тоже не грех иногда поволноваться на наш счет», — заметил тогда пилот.

— Я с нетерпением ожидаю момента высадки и окончания нашего бессмысленного патрулирования, — сказал Толмасов.

— Согласен, — немедленно отозвался Брэгг. — По крайней мере, тогда мы начнем играть в детские игры типа «пряток» и «а ну-ка догони» с аборигенами, а не друг с другом.

— … Э-э, разумеется, — ответил Толмасов после минутной паузы. — Должен вам признаться, полковник, что меня иногда сбивает с толку ваше своеобразное чувство юмора. Конец связи.

— Я и сам порой дивлюсь себе, Сергей Константинович, — с коротким смешком бросил Брэгг. — Конец связи.

Он отключил микрофон и повернулся к Ирву.

— Все эти военно-дипломатические хитрости рано или поздно сделают из меня законченного лицемера.

— … Детские игры типа «пряток» с аборигенами, а не друг с другом… — эхом повторил Толмасов слова Брэгга. — Мне это не нравится.

— Нам следует послать запись этой фразы на Байконур, — сказал Олег Лопатин. — Она весьма явно говорит о том, что американцы разрабатывают активные планы относительно населения Минервы. Полагаю, речь идет о его подчинении и дальнейшей эксплуатации…

— Не берите в голову, Олег Борисович. Полковник Брэгг просто пошутил в типичной для него алабамской манере. — усмехнулся Толмасов. На родном языке он изъяснялся без той сухощавой правильности, которая была свойственна его английскому.

Лопатин нахмурил густые брови.

— Вы не выглядели таким уверенным в отношении его юмора во время сеанса связи.

— Никогда не показывай всего, что есть при тебе, — пожал плечами Толмасов, снова напоминая самому себе, что данное правило нелишне и в его собственных отношениях с Лопатиным, сотрудником КГБ. Он вздохнул. Лопатин был асом в электронике и, по русским стандартам, неплохим компьютерщиком, а потому, находясь на борту «Циолковского», приносил известную «помощь» не только Лубянке, но и экспедиции. «Дела обстоят таким вот образом, и ничего тут не поделаешь», — мысленно успокоил себя полковник.

Толмасов оглядел отсек управления и снова вздохнул. Он понимал, что рубка «Циолковского» с ее циферблатами и круговыми шкалами вместо современных цифровых табло показалась бы Брэггу, мягко говоря, несколько старомодной. В то время как ему самому казались роскошью виденные им на фотографиях и в видеозаписях сияющие рядами зеленых цифр приборные панели «Афины». Полковник завидовал компьютерной мощи, скрытой под их сверхтвердым белым пластиком. Каждое дополнительное подключение ракетных двигателей, необходимое «Циолковскому» для смены орбиты, было вычислено еще на Земле. Экипаж «Афины» — Толмасов не сомневался в этом ни на секунду — действовал в таких случаях самостоятельно, сообразно обстоятельствам. Сказывалась и разница в подходе к работе: с первых дней освоения космического пространства советская сторона полагалась на наземный контроль куда больше, нежели американцы.

Конечно, и русские космические технологии имели некоторое преимущество перед западными. Мощные ракетоносители «Циолковского» позволили ему доставить к «Минерве» значительно больше груза, чем кораблю типа «Афина», да и система жизнеобеспечения отличалась высокой надежностью. Но, к примеру, отечественные средства обработки данных не шли ни в какое сравнение с американской аппаратурой, и это внушало Толмасову некоторое беспокойство.

Волновало его также и несомненное превосходство перед ним Брэгга как космолетчика. До зачисления в отряд космонавтов Сергей Толмасов служил в ударной авиации, где имел неплохую летную практику на «МИГ-27-х» и других штурмовых самолетах. Полковник был хорошим летчиком и сам знал это, но, в отличие от Брэгга, ему не довелось поучаствовать в боевых действиях — он оставил свою эскадрилью за шесть месяцев до того, как ее перебросили на Ближний Восток для «урегулирования» Третьего Бейрутского Кризиса, где она имела дело с «толкэтами» Шестого Флота США. И теперь он невольно прикидывал, насколько сильно скажется разница в уровне подготовки его и Брэгга, если, не дай Бог, дело дойдет до конфликта.

«Впрочем, разница не так уж и велика, — сказал себе Толмасов насколько мог уверенно. — Я смогу сделать все как надо, у меня неплохой летный опыт, у меня масса знаний по стратегическому маневрированию и ведению боя. Хотя я и не воевал». Так или иначе, этот последний пунктик сбивал полковника с толку. Как в английском, так и в русском языке есть словцо, обозначающее мужчину, который сделал все — проштудировал массу учебников по технике секса, просмотрел десятки видеопособий, — но… так и не переспал с женщиной. Девственник.

Это неожиданное и весьма нелестное сравнение повернуло мысли Толмасова в другом направлении. Он пригладил свои короткие волосы, которые, естественно, уже не смотрелись столь же аккуратно подстриженными, как в день старта «Циолковского» с Байконура. В течение восьми месяцев члены экипажа по-любительски стригли друг друга, но все равно выглядели достаточно запущенно. Впрочем, положа руку на сердце, за свою внешность Толмасов был спокоен. Он имел весьма привлекательное лицо довольно распространенного среди русских типа — живое и приветливое, из тех, в которых лет эдак до пятидесяти, а то и дольше, сохраняется нечто мальчишеское. Толмасову до пятидесяти было еще далеко.

— Я ненадолго прилягу, — сказал он Лопатину. — Немедленно вызывайте меня, если случится что-то экстраординарное. Или если придет незапланированный вызов с Земли.

— Непременно, — откликнулся Лопатин. — Отдыхайте спокойно.

В его голосе не слышалось иронии. «Циолковский», хотя и превосходящий размерами «Афину», был все же не настолько вместителен, чтобы предоставить каждому члену экипажа просторную каюту и уединение в полном смысле этого слова. Толмасова мало смущала подобная теснота. Он, сын довольно состоятельного по русским меркам человека, вырос в небольшой двухкомнатной квартирке в Смоленске вместе с братом и тремя сестрами. «Неплохая практика для будущего космонавта», — криво усмехнулся он, перебираясь от поручня к поручню по коридору «Циолковского».