Mars-MF-13 - Приговоренные к жизни Страница 3

После смерти я стал острее видеть вокруг. Я выпал из привычной картины восприятия трупом. Никчемная и убого-смешная жизнь вокруг. Это кто-нибудь ещё замечает, кроме меня??? Последнее неудачное выступление жирного клоуна, выходящего на пенсию. Устаревшие дурацкие шутки и несмешные фокусы. Тесная линялая идиотская одежда из позапрошлой клоунской моды. Да, сейчас зрители недовольно гудят и топают, возмущённые его бездарностью, в него летят объедки и брань, но он смоет свой краснощёкий грим, выйдет из этого ебучего шатра и начнёт новую жизнь. Ему просто необходимо начать новую жизнь. Старое прокисшее прошлое, детская игрушка, которая раньше была наполнена до краёв смыслом, а когда вырос — стала бесполезной пластмассиной, которую почему-то жалко выбросить на помойку; пусть пылится дальше, но в самом тёмном, редко открываемом ящике памяти. Ничтожная жизнь, пустая. Никому и ничему не нужны ни подвиги, ни добродетели.

Если ещё кто-нибудь напомнит мне о добродетелях — я нанесу ему весьма некрасивое увечье на лице, чтобы остался багровый рваный шрам, напоминающий ему каждый раз в зеркале о том, что перед сказанным невпопад надо хоть сколько-нибудь подумать. Добродетель… Глупо творить поступки и, опосля очередного блага, ненароком косить глаза на небо, потирая потные от волнения ладошки — «Вы записали? Занесли в личное дело? Вот и ладненько». Всё время ориентироваться на чьи-то догмы, заповеди, советы, которые живут как паразиты внутри меня и сосут кровь. Явная пагубная шизофрения. Внутренний прокурор, внутренний адвокат, приговор самому себе с отбыванием во внутренней тюрьме пожизненно.

Грехи и подавно никому не нужны. Я уж молчу про явный архаизм и ветхость всего набора инструкций из священных писаний, планов эвакуации душ, которые не соответствуют земному человеку и его желаниям. Но просто, какие могут быть грехи у горстки веселящихся, воюющих, трахающихся, вкалывающих всю жизнь пьяных жуков на углеродной основе, поющих песни на травянистом валу на самой окраине одной замшелой галактики, содержащей сто миллиардов звёзд, одной из миллиардов таких же галактик????…. о-о-о-о светлячки…..

***

Говорить о Жизни во все времена — говорить о верёвке в доме повесившегося.

Я не знаю, какие там давать определения. Все определения условны, похожи на водораздел и полностью никогда не отражают суть предмета, его субъективного восприятия. Любые имена и названия со временем теряют связь с тем, что в них вкладывали люди. Это можно проследить хотя бы по тем же названиям улиц твоего города. Что теперь тебе говорят непонятные, но привычные как ориентиры фамилии и слова? Ничего. Слова похожи на ярлычки в компьютерной операционной системе — название и вид ярлычка может быть каким угодно, а что за файл откроется — ещё неизвестно. Смысл, парадигма с изменением времени и пространства лопаются, аки мыльные пузыри. Кто мы такие, сказать трудно. Ну, допустим, нигилисты, допустим, нацболы, допустим, философы, допустим, революционеры, ну, допустим, панки. Но, чёрт побери, что каждый вложит в эти штампы?! Что только не вложит.

Непременно найдётся пиздюк какой-нибудь, что скажет, мол, выродки молодые, распиздяи. Нигилисты — смешные базаровы. О, да, приятель. Именно так!!!!! Нацболы — шкодливые скинхэды пролетарские. Кто бы, блядь, сомневался!!!!! Философы — интеллигентики вшивые. Тысячу раз прав, кореш!!!! Революционеры — твари неудовлетворённые. В яблочко, друган!!!!!! Панки — грязные оборванцы, наркоманы херовы. И снова в точку, брателло!!! Шли бы вы лучше на завод, десять лет поработали в слесарях да токарях, прежде чем заикаться о своих правах.

А ну и хуй-то с ними, с этими переёбарями, наблюдающим за тобой всю жизнь со стороны. Это их основное занятие, призвание, работа в жизни — наблюдать и ворчать. Если в жизни обращать внимание на то, что они тебе говорят — то не ступишь не шагу. Но даже тогда получишь вопросом по лбу: «Чё стоишь?? Заняться нечем?». Спорить — я уже дано ни с кем не спорю, делаю своё дело и заношу в свою базу данных — после при случае пристрелю. «Те, кто готов пожертвовать своими правами ради безопасности, недостоин ни прав, ни безопасности». Ура Джефферсону! А право есть на всё, что только ты сам себе позволишь. Все законы и конституции — блеф, насилие трясущегося от страха большинства перед агрессивным непредсказуемым меньшинством. Закон — это бумажка, на которой написано, «мы, Великие Генетическое Большинство, перечисляем ряд ограничений в поведении проклятого генетического меньшинства, если оно их не будет соблюдать, мы его уничтожим».

Ошибка миллионов людей, говорящих о творящемся беззаконии, в том, что они почему-то верят в то, что если на бумажке записано, что она — закон, то она действительно закон. Нет — она не закон, она бумажка. На цвет, на ощупь, кто сомневается — даже на вкус. Даже если на ней написано «Конституция».

С. Морозов.

Мы взорвём этот город. Трахнем по полной программе, по всем канонам тантрического секса. На городе мы не остановимся, поэтому на очереди страна, а потом и вся Земля (что за название такое гадкое? ещё бы Сад-И-Огород назвали. Ничего, переименуем). Я-я, ипать всйа планета и кущать белий булька!!! Дальше действовать будем мы. Нас пока совсем немного в этом городе — двое, но эти двое стоят легионов. К тому же, где-то есть другие города. У стратегических бомбардировщиков запаса энергии смерти и хаоса хватит на всех болотников, бурлящая энергия прёт, ажно ночью светимся. «Десять человек не остановят одного одержимого», как говаривали за рисовой водочкой захмелевшие самураи, а особенно часто товарищ Юкио Мисима, всё время проваливаясь рукой в бумажную стенку, когда опирался на неё. Даже 213.000, судя по последней переписи, местных тел, уверен, не смогут это сделать. Треть из них старики, треть дети. Из оставшейся работоспособной трети — треть болезненные слабаки, треть безнадёжные тупицы. Из оставшейся креативной трети — треть занято выживанием, треть безудержным накоплением… Ну и так далее. В конце концов, в целом городе можно наскрести десятка два заряженных пассионарностью, людей-шаровых-молний, готовых действовать здесь и сейчас людей, не боящихся ни смерти, ни сложных обстоятельств, людей умных и хитрых, чтобы не дать себя изловить полицаям (скромных ещё).

Организуем отряд. Так что остальным человекам восемнадцати (предположительное число, грубый расчёт) предлагаем присоединиться к нам, пока не наступило время «Ч» или «Че» и мы не оказались по разные стороны баррикад. Тогда пардоньте. Кто не спрятался — я не виноват.

Сидим за квадратным деревянным столом во дворе на окраине города и продумываем тактику партизанской борьбы, карты перед нами нет, но мы её наизусть помним и чертим стрелочками прямо на гнилой облупленной поверхности.