Джон Мур - Срази и спаси! Страница 3

— Тем не менее одна награда в моей власти есть.

— О да! — Принц взял ее руки в свои и поглядел в самую глубину ее глаз.

— Честь требует, чтобы честь была принесена в жертву, — прошептала она. — Вы понимаете меня?

— Да, любимая, — прошептал принц в ответ, привлекая ее к себе. — Как давно я ждал этого мига!

— Вот и хорошо. — И с этими словами принцесса Глория плотно зажмурила глаза, стиснула зубы, встала на цыпочки и поцеловала своего сказочного принца.

В щеку.

Потом быстро вынырнула из его объятий, отбежала к лестнице и бросила на него гордый взгляд, как после совершения благороднейшего подвига. После чего еще раз багрово покраснела и хихикнула.

Ни слова разочарования не сорвалось с губ принца. Даже легким движением бровей он не выдал, что надеялся на нечто более существенное, чем единственный целомудренный поцелуйчик. Нет, ни словом, ни делом он не выдал, что мог помыслить, будто принцесса Глория хоть в чем-то может оказаться не совсем невинной, чистой, целомудренной и непорочной.

В конце-то концов, не зря же ему дали имя Шарм.

Солнце поднялось над краем, ласкающим взор зеленью полей и сочных пастбищ, над краем, чьи полноводные ручьи кишели форелями, чьи вековые дремучие леса изобиловали оленями, над краем, чьи мощенные булыжником дороги и ухоженные деревушки свидетельствовали о расцвете торговли и плодотворных радостных трудах счастливого населения. Это было королевство Иллирия, не самое большое, но, бесспорно, самое преуспевающее из многочисленных королевств на широкой равнине между горами и морем. Оно, как и остальные двадцать, было древней страной со славной долгой историей и множеством легенд, восходящих к седой старине. Немало знатных родов там могли проследить свое происхождение на сто поколений назад, немало колодцев там поили жителей водой тысячу лет, немало замков уже крошились под тяжестью веков. Это была страна, лелеявшая свои традиции и обычаи, и ее жители высоко почитали честь, справедливость и семью. Им нравились мужчины — сильные и смелые, женщины — красивые и верные, котята — тепленькие и пушистенькие, девушки — невинные, чистые, целомудренные и непорочные, а также собаки, у которых слюна капала из пасти не очень обильно. Да и вообще Иллирия, что важнее всего, была волшебной страной, колдовской страной (как и все страны в те дни), страной чудес и таинственностей. И это была страна, которая рождала героев.

Ибо вопреки процветанию Иллирии, ее оптимизму и добродушию, ее крепким нравственным устоям, прочности ее семейных и общественных уз, в ней все же встречались злонамеренные граждане. Больные душевно, с непредсказуемым поведением. Алчно возжаждавшие богатства и власти. И просто такие, кому все на свете обрыдло.

В принце Шарме не было и капли злонамеренности, но в это утро он входил в категорию тех, кому все на свете обрыдло. Его сапоги стучали по натертому дубовому паркету отцовского дворца, а кожаный ягдташ хлопал его по боку. Он готовился к спору с отцом и в уме уже слагал язвительные тирады и филиппики, которыми ответит на отказ короля исполнить его просьбу. Ну а пока он прилагал доблестные, как ему казалось, усилия поддерживать приятный и шутливый разговор:

— Ты видел молочные железы этой девочки, Венделл? Они безупречны. И то, как они сохранили форму, когда она поднялась со стола? Бьюсь об заклад, они потверже моих бицепсов. И Боже мой, как торчали ее соски! Почти продырявили плащ.

— Государь, — сказал Венделл, — могу я говорить откровенно?

— Естественно, Венделл. Валяй.

— Заткнитесь, а? Все четыре дня обратного пути вы ни о чем, кроме грудей принцессы Глории, слова не сказали.

— Это великолепные груди, Венделл. Когда станешь постарше, так научишься ценить такие груди.

— Еще чего! — буркнул Венделл. — Ненавижу девчонок.

— Это у тебя скоро пройдет.

— Так и норовят запустить пальцы мне в волосы. Терпеть этого не могу.

— Потом полюбишь.

— Ха! И вообще, давайте поговорим о чем-нибудь поинтереснее. Про ужение. Или про жратву. Сейчас персики поспевают. На спор, к ужину испекут персиковый пирог. Как по-вашему?

— Кстати, о спелых персиках, — сказал принц с самым лучшим своим невозмутимым видом, — а ты видел ее…

— Господи! — сказал Венделл. — Заткните пасть, а?

Они достигли конца величественной галереи и оказались перед массивной дверью из резного дуба, в которой сбоку имелась дверь из резного дуба поменьше и поновее. Большую дверь украшал горельеф, изображавший охотничьи сцены. Всадники, своры, лучники, олень, вепрь и медведь. Малая дверь радовала взор не то пушкой и пирамидой ядер, не то русалкой, вкушающей морскую черепаху, — понять, что именно было трудно. Такого рода шедевры попадались во дворце на каждом шагу. Шарм как-то выразил свое мнение о них придворному декоратору и был вознагражден сорокаминутной лекцией о «беспредметном искусстве». Это научило его никогда больше не говорить об искусстве.

Теперь он повернул ручку малой двери и вошел, не постучав.

Такого приема он не ожидал. Шестеро мужчин — почти половина Совета вельмож — встали при его появлении.

— Принц Шарм! — произнесли они с почтительным благоговением.

Король остался сидеть, но просиял на Шарма улыбкой, полной отцовской любви.

— Добро пожаловать домой, сын. Здорово, Венделл!

— Привет, папаня. Доброе утро, господа. У меня для вас всех есть небольшой подарок. — И Шарм небрежно бросил на стол свой ягдташ.

Светлейший Исаак Штерн, самый могущественный из вассалов его отца, вытряхнул содержимое сумки на середину стола. Крупная дохлая птица заскользила по полированному дереву. Шестеро вельмож внимательно ее осмотрели.

— Магеллан! — объявили они радостно. — Наконец-то мы избавились от этой язвы.

— Старина Магги! — сказал король, тыча толстым указательным пальцем в птицу. — Ворон, э? Видимо, пытался упорхнуть?

— Совершенно верно.

— Удивляюсь, что он не превратился в марабу. Магги Марабу. Звучит, а?

— Видимо, у него не было чувства юмора. Собственно говоря, его как будто что-то расстроило. Он даже не предложил мне выпить.

Вельможи обменялись взглядами и многозначительными улыбками, по достоинству оценив эту попытку подшутить над собой. Она, по их мнению, доказывала, что принц был даже еще более доблестным и благородным, чем обычно.

— Ты спас принцессу?

— А как же иначе? Она немного потрясена случившимся, но нисколько не пострадала и теперь пребывает, целая и невредимая, в объятиях любящей семьи. Вот почему мы так замешкались. Они устроили пир в мою честь.