Игорь Мерцалов - Три дня без чародея Страница 3

Дальнейшая война с крапивой протекала тише, но зачастую еще яростней. Пытаясь извести ее, Упрям, сам того не замечая, далеко шагнул в чародейском ремесле, расширил познания и обрел многие навыки. Одна беда: против крапивы ничто не помогало. Насквозь пропитавшись магией, сотни раз счастливо избежав кончины, коварная трава приобрела удивительную стойкость и успешно защищала себя от волшбы. Осенью она и не подумала вянуть, подгребла под себя палую листву, утеплилась, а зимой, к ужасу Упряма, деятельно разгребла снег, чтобы не давил на стебли, и даже выстроила из него вокруг себя стену — дабы метели не беспокоили.

А к зимнему солнцевороту вообще зацвела.

Небольшими такими цветочками — алыми, салатовыми и нежно-голубыми. Очень красиво получилось, но все предпраздничное настроение Упряма было испорчено бесповоротно.

После этого война стала перемежаться перемириями — царило оно и сейчас, впрочем, не по личному почину Упряма, а по настоянию чародея, которому требовался помощник во многих делах…

Как и ожидалось, настырный вьюнош сидел на пустой бочке и сверлил взором своего неистребимого противника. Крапива равнодушно покачивала листьями и шуршала сероватыми коробочками, образовавшимися на месте цветов.

— Упрям!

Ученик подскочил на месте, будто его внезапно разбудили, и встал перед стариком, как лист перед травой.

— Э-э… Ветерок уже оседлан. Я тоже… готов.

— Ветерок уже заждался, про себя и не говорю, — проворчал чародей, — Почему я должен гоняться за собственным помощником по всему дому? За несносным мальчишкой, которого готовлю себе на замену, за опорой своей? Хороша же опора, которую нужно ловить и уговаривать!

— Прости, учитель. Я задумался…

— Да уж, заметно! Это случается с тобой не часто, так что сразу бросается в глаза — кипятился чародей, хотя больше для виду: совершенно искреннее раскаяние было написано на лице Упряма. — Ладно, я уже не слишком сердит, можешь не втягивать голову в плечи. Ну-ка, повтори, что ты должен сделать в городе?

— Так, — Упрям прикрыл глаза и стал загибать пальцы. — Перво-наперво, на ярмарку не соваться. Второе, значит, гостиный двор стороной обходить. Третье, чтоб не ошибиться, к девкам не приставать, на коня не звать, никуда не катать. Пятое… ну, в смысле, которое четвертое… Нет, что делает, гадина, что делает?!

Посох угрожающе качнулся вперед, едва не клюнув Упряма в лоб, но тот еле оторвал взгляд от крапивы.

— Учитель, она корни из земли поднимает и на пол-ладони перешагивает!

— Не отвлекайся!

— Прости, учитель, больше не буду. Шестое, значит… ага, в драки не встревать, вот.

— Молодец, все правильно. Но что же ты делать-то в городе станешь?

На мгновение чародею показалось, что Упрям сейчас разведет руками: мол, что же остается, поскучаю да назад ворочусь. Но замыслы насчет крапивы не выбили-таки из его головы здравого смысла.

— К кузнецу заеду, зелья отдам на руны, что ты начертал, они уже в торбочке лежат. Скажу: зелья на ведро воды развести и до завтра в погреб поставить. Потом, значит, телегу найму и котел заберу.

— Все так… Да смотри, не забудь расплатиться, как в тот раз.

«Тем разом» был случай четыре года назад, когда Упрям, закупая травы у одного толкового знахаря, запамятовал выложить деньги. Знахарь, давно имевший дело с чародеем, не сказал ни слова, полагая, что плату получит в следующий раз. Поскольку был он очень терпелив, ждать пришлось долго… История едва не закончилась предельной обидой. Упрям же (а день был ярмарочный, как сегодня), сделав все покупки, очень обрадовался, когда обнаружил, что у него остались «лишние деньги». Он рассудил, что это учитель решил порадовать его на праздник, и с легким сердцем прогулял излишек, крутясь подле скоморохов и лотков со сластями (девушки его в тот год еще не слишком интересовали). Понятное дело, чародей ничего не заподозрил и, когда дошли до него слухи о ворчании знахаря, подумал, что травник на старости лет впал в забывчивость. И с самыми лучшими намерениями переслал знахарю чудодейственную настойку от такой напасти. И чуть не приобрел смертельного врага.

Впрочем, с шумом, криком и местами с бранью, но дело уладилось. Ни до, ни после Упрям ничего подобного не творил, и по большому счету имя его оставалось незапятнанным, но время от времени Наум считал нужным вернуться к тому случаю, дабы напомнить ученику о пользе внимательности.

— Учитель, но это когда было! И то ведь случайно! — взмолился Упрям, которому каждое такое напоминание было, что острый нож по сердцу.

— Ну, будет, — вздохнул чародей. — Я ведь старое не со зла поминаю… Говори, что еще делать должен.

— Еще снеди прикупить, как обычно, масла побольше. Да, у нас соль кончается, всю на опыты извели, так я возьму мерку-другую?

— Возьми. А еще вот что сделай. Заверни в кремль, повидайся с князем и передай ему вот это, — чародей протянул туесок. — Будет занят князь — подожди, только лично в руки ему передай, не доверяй никому больше.

Лицо Упряма просветлело, он даже невольно приосанился, благоговейно принимая туесок. Что поделать — молодо-зелено, юнцу только дай пройтись по кремлю с видом занятого человека.

— Слушаюсь, учитель! Все исполню, не подведу!

Упрям сдержал обещание. Он ничего не перепутал, разъясняя кузнецу, что и как надо сделать с чародеевой посылкой, закупил нужных продуктов (и в нужных количествах, не упирая на особо вкусные в ущерб особо питательным), придирчиво осмотрел заказанный у заморского купца котел, прежде чем за него расплатиться. Единственной ошибкой, если это вообще можно назвать ошибкой, было то, что для сбережения времени он все делал по дороге — и в кремль явился, как бродячий барахольщик, с грудой покупок на одолженной телеге, соответственно, пешком ведя недовольного Ветерка в поводу. И чувствуя себя глупее некуда под удивленными взглядами княжеских гридней.

Князь был занят, судил да рядил с боярами дела важные, неотложные. Упрям загнал телегу в глухой угол за конюшней, а сам присел в тенечке, озирая двор. Кругом царило возбуждение того особого свойства, которое передается людям неосознанно от близкого присутствия важных особ. Все были преисполнены ощущением важности тех решений, что принимал сейчас князь, но чего именно они касаются — толком не знал никто. Гридни и дружинники, не особо скрывая бесцельность блужданий, слонялись по двору и пытались ненавязчиво расспросить прислугу, суетливо сновавшую между Гостиной палатой и Думным теремом.

Какое-то время Упрям любовался статными воинами, ловя себя на нелепой зависти к ним. Он хорошо понимал, что к дружинному делу не слишком пригоден, ибо не обучен; знал, что иные отроки из княжьего детинца, напротив, с завистью смотрят на него самого; понимал, наконец, что его чародейное ремесло не менее важно для родной земли, чем воинское. И все эти соображения были не просто наставлениями Наума, но и собственными выводами. Однако ничего не мог Упрям с собой поделать, и часто окунался в мальчишеские мечты, в которых видел себя облаченным в горящую на солнце кольчугу, опоясанным добрым мечом, окруженным славой великого богатыря. Или, на крайний случай, толкового воеводы.