Святослав Логинов - Мухино чертовье Страница 3

—  Пошли беляночки, — констатировал дед.

—  Да уж давненько, — в тон ответствовал Голомянов. — Давайте-ка я отсыплю вам, а то куда мне столько, а вам Анюта пожарит.

—  Отсыпь, — не стал кочевряжиться Антоний. — Беляночки мягкие, а то зубы у меня совсем плохи стали.

Зубы у Антония были что у лошади: большие, желтые, все свои, ни один не потерян. Но полагается жаловаться на здоровье, и Антоний жалуется.

—   Мухи меня замучили, — продолжил беседу Владлен Михайлович. — Обнаглели вконец. В июле их столько не было.

—   Помирать собираются, — видимо, эта отговорка была общей для всей деревни. — Вот и гуляют на прощание. Это мне все в жизни надоело, так я и сижу тишком, а мушка живет коротко, вот ей и обидно.

—   Откуда их столько на мою голову? — не мог успокоиться дачник. — Я давеча просыпаюсь, так в избе черно от мух. Сотня, да и не одна...

—  Ты небось весной мух бил? — раздумчиво спросил старик.

—   Ну, бил. Я их терпеть ненавижу и всегда бью.

—   Так что ж теперь хочешь? Это старая примета, от дедов досталась: кто весной муху убьет, тому под осень полное лукошко мух народится. А ты набил их по весне целое кострище, вот теперь и страдай.

—  А осенью бить можно?

—   Осенью можно. От каждой убитой мухи лукошко мух убывает.

—   Тогда пойду, — Владлен Михайлович усмехнулся, — с мухами разбираться.

—   Давай, разбирайся. Ты большой, они маленькие. Осилишь.

Владлен Михайлович пересыпал старику добрую треть собранного и отправился к дому. По дороге пытался представить лукошко, полное мух... Странная, однако, манера считать мух лукошками и кострищами. Кострищами деревенские называли круглые поленницы в человеческий рост высотой. Кострище мух — подобную ахинею самая разнузданная фантазия осилить не могла.

Изба встретила хозяина могучим слитным гудением. Осеннее солнышко как следует нагрело горницу, превратив ее в подобие теплицы, и, привлеченные нежданной жарой, отовсюду слетелись ненавистные мухи. Бесчисленные лукошки и кострища мух гудели под потолком, навечно обживали липкую ленту, засиживали зеркало, засирали обои и поверхность стола, колотились головами о мутноватую прозрачность оконного стекла, зудели и выли на разные голоса. Такого изобилия Владлену Михайловичу видеть еще не доводилось. Он бросил на пороге корзину, ринувшись сквозь сонмища мух, распахнул окно, замахал кухонным полотенцем, стараясь выгнать нежданных гостей наружу.

— Кыш! Кыш! — Как будто мухи — это курица, с велика ума вломившаяся в дом.

В сентябрьскую прохладу не хотелось, мухи продолжали долбиться головами в закрытые окна, игнорируя распахнутое.

От подобного зрелища Владлен Михайлович пришел в остервенение. Кинулся к тому окну, что не открывалось, будучи наглухо заколоченным, и принялся голыми руками давить на стекле мух. Мухи почти не уклонялись, не пытались спастись. Скоро весь подоконник, весь пол были усыпаны черными раздавленными трупиками. Руки стали липкими, словно вымазанными в сладком. Владлен Михайлович вспомнил, как варил летом чернику, а мухи, которых и тогда было изрядно, лезли в варенье, совались хоботками в пенки, которые новоявленный кондитер выкладывал на блюдечко. Тогда мухи не казались бедствием, чтобы предохранить продукты, казалось достаточным куска марли. Теперь отъевшиеся на варенье и размножившиеся мухи исходили сиропом под руками убийцы.

Владлен Михайлович инстинктивно лизнул пальцы, которые и впрямь оказались приторно сладкими. В следующее мгновение до него дошла отвратность ситуации, и Владлена Михайловича затошнило. Он стремглав выскочил на улицу, согнулся у стены в неудержимых приступах рвоты. Потом долго мыл руки с мылом, тер лицо, полоскал рот, затем пил воду, и его снова начинало рвать.

В дом вернулся окончательно измученным и не способным ни на какие активные действия.

Мух не было. Почти. Неспособные улететь копошились на липкой ленте, несколько штук не то живых, не то недодавленных ползали по стеклу, да одна жирная мясная муха с брюшком цвета перекаленного железа победно кружила вокруг лампочки.

И кому взбрело в голову, будто брюхо у гадины позолоченное? И намека на такое нет. У мелкой мушки оно черное, как и все остальное тело, у мясных мух, прозванных так за то, что опарышами заражали некогда несвежее базарное мясо, брюшко черное с синим металлическим отливом. Летает такая муха целеустремленно и на огромных скоростях, отчего навевает техногенные ассоциации, не имеющие ничего общего с живой природой. Подобный бомбардировщик и барражировал сейчас под потолком, выбирая удобный миг для атаки.

Бороться с мерзавкой не было сил. Владлен Михайлович добрался до кровати и, несмотря на полуденный час, укутался с головой в простыню и провалился в забытье.

Проснувшись, долго не мог понять, где он и что происходит. Часы показывали половину пятого, время, когда в сентябре солнце еще высоко, но уже не греет, обещая скорый вечер и беспросветно темную ночь. С трудом поднялся, отпихнул корзину с неперебранными грибами, с отвращением принялся мести пол. Кучка мушиных тел оказалась вовсе не такой большой, не то что лукошка, стакана не наберется. Сгреб убиенных мух на совок, кинул в топку. Завтра с утра истопит печку, и кошмар с мушиным нашествием забудется.

Огонь все вычищает, недаром говорится: «Не выноси сор из избы». Знаменитый писатель и знаток русской жизни Сергей Максимов по этому поводу лепит какую-то лажу, мол, пороги в деревенских избах были такими высокими, что вымести мусор на улицу не представлялось возможным и приходилось сжигать его прямо дома. В доме у Владлена Михайловича пороги были самые обычные — полтора вершка в высоту. Гнать мусор веником через такую преграду и впрямь невозможно, а на совке вынести — запросто. Только зачем? Рассеивать сор по проулку, красиво заросшему муравой и кашкой? Затевать вместо лужайки ненужную помойку? Мух разводить? А совок в избе стоит возле печки, потому что главное его предназначение — выгребать золу из поддувала. Так и появился обычай мелкий мусор жечь. А поговорка уже потом родилась и даже получила подтверждение в целом ряде суеверий, вроде того, что по выброшенному мусору можно на хозяйку порчу навести.

Можно было бы истопить печку прямо сейчас, но смертельно не хотелось возиться с дровами и растопкой, а потом следить, когда придет пора закрывать вьюшку, чтобы и угара не напустить, и дом не выстудить. Владлен Михайлович вскипятил на электроплитке чайник, заварил покрепче индийскую ««Принцессу Канди» и уселся за круглый стол пить чай. Пил без сахара, о сладком теперь долго и подумать нельзя будет. Стол был протерт начисто, но все равно под стакан Владлен Михайлович подложил бумажную салфетку.