Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ) Страница 3

Вот так я и жил в своем мире, то срываясь в пропасть горькой романтики, то взлетая к бритвенно-острым утесам цинизма, которые вспарывали ветхую материю бытия не хуже, чем логгер вспарывает обшивку корабля. Изредка выходили на связь проходящие неподалеку корабли, но о чем им общаться с одуревшим от самого себя графом, сидящим безвылазно на своем маяке? Чаще всего они просто сбрасывали инфо-пакет с новостями и исчезали.

И еще были кайхиттены. Эти беспокойные дикари, которых носило по всей Галактике в поисках богатых миров и незаселенных планет. Как древние викинги, они садились в свои корабли и мчались в неизвестность, чаще находя смерть, чем богатство. Они оставляли все чтобы получить свое и за это их трудно было не уважать. Они были хорошими воинами, неплохими и в ближнем и в орбитальном бою, но их хаотичность, вечносжигающее их изнутри пламя, часто делало их корабли мишенью для имперских орбитальных логгеров.

За четыре года я уничтожил шесть кораблей.

Здесь, на самом краю Империи, они часто объявлялись — то искали транспорты, то шерстили переферию. Их никогда не было много, но злость и жажда крови делали из них страшного противника. В ближнем бою я сталкивался с кайхиттенами лишь однажды, когда был зеленым флит-капралом и проходил службу в пограничном гарнизоне пятого сектора. На память я унес воспоминания и длинный зигзагообразный рубец на плече, маленькую бледную молнию. В те времена на границах часто было шумно, приходилось сталкиваться и с другими варварами Космоса — ихтонами, сартками, негуманоидными фриггами, но никто из них не превосходил кайхитов по злости и безразличному отношению к собственной жизни. Они действительно были дикарями — жили чуть ли не при феодализме, книг не писали, а с их верфей никогда не сходил корабль, не оснащенный хотя бы одним орудием. Эти люди жили шумно, не считаясь ни с чем и даже с какой-то мрачноватой романтикой, которая, как по-моему, была замешана на фатализме и даже воспевании смерти. Смерть в бою, достойная и славная кончина для любого уроженца Герхана, для кайхиттенов была соблазном, к которому они рвались с фанатизмом настоящих берсерков. Я своими глазами видел, как кайхиттен, полусоженный лучами ручных логгеров, ослепший и истекающий кровью, пробежал не меньше полусотни метров для того чтобы своим страшным палашом снести голову имперскому пехотинцу. Прожить недолго, но с шиком, а уйти с дюжиной врагов на счету — это был идеал, нигде открыто не провозглашаемый. Тихая мирная жизнь была слишком скучна для этих воинственных бродяг Космоса. Герханцев они не жаловали особо, наша планета считалась среди кайхиттенов, таких беспощадных в бою и с такой на удивление консервативной моралью, рассадником порока и родиной хладнокровных убийц. Не могу сказать, что они сильно клеветали на Герхан, но, являя собой абсолютно полную противоположность нам, старались при случае подстроить подлость. Графы ван-Ворт не пользовались привилегиями по сравнению с остальными родами Герхана. Мой дядя погиб в плену кайхиттенов, когда мне было четыре года, а пятью годами позже в пограничной стычке с ними был смертельно ранен мой кузен. Так что в нашем роду кровожадные дикари были не в фаворе и делом чести для каждого графа ван-Ворт было иметь на личном счету не менее трех-четырех голов. Что до меня, свою норму по головам я сдал еще во время службы в пятом секторе, так что предки, чей прах остывает в земле фамильного склепа ван-Ворт, могли по праву гордиться своим потомком.

— Вы молоды, граф, вам тут будет одиноко поначалу, — сказал мне полковник. У него была небольшая бородка, а на щеке алел старый, так до конца и не заживший шрам. Еще у него была неплохая коллекция старых стерео-фильмов, столь же обширный запас ликеров и молодая жена, отчаянно строившая мне глазки с нашей первой встречи. Они оба были из таури — миниатюрные, выглядящие хрупкими, но с красивыми тонкими чертами лиц и свойственной только таури грацией. Полковник сидел на этой планете уже лет пятнадцать. Когда я прибыл чтобы заменить его, он даже украдкой смахнул слезу. Он успел насмотреться на море, а пятьдесят лет — это не тот возраст, когда еще можно наслаждаться одиночеством, жить на маяке посреди моря и жечь пролетающие корабли.

— Я всегда был меланхоликом, господин полковник, — ответил я тогда с улыбкой, — Врядли эта планета остудит меня еще сильнее.

— Что ж… Ваш выбор не может не восхищать. Мне кажется, с вашим характером вы не раскиснете в одиночестве. И ваш род… мм-м-м… ван-Ворт… кхмм-мм… В общем, я уверен, вы продолжите славное дело предков.

— Несомненно, Империя будет в безопасности, пока я на посту.

Он не раскусил сарказма. Я тогда стоял в парадной форме, с алым шнурком скай-капитана поперек груди, начищенный козырек белоснежной фуражки сиял и я выглядел образцовым офицером, для которого не то что заведовать маяком, и флотом командовать не проблема. Полковник смотрел на меня с одобрением — оторванный от цивилизации на долгие пятнадцать лет, он разумеется не был в курсе последних светских новостей. Иначе он мог по-другому посмотреть на молодого офицера из древнего и почтенного рода, который ни с того ни с чего прибыл его сменять на забытый Богом и Космосом планетоид.

Но он ничего не знал, шумиха не добралась сюда, заплутав среди миллионов миров. Здесь я уже не был «тем самым», планета встретила меня таким, как есть — бестолковым тридцатичетырехлетним повесой, дуэлянтом и возмутителем общественного спокойствия.

— Удачи вам, — сказал полковник на прощанье, — Надеюсь, вам тут понравится.

Я с трудом дождался его отлета. В первый же день я напился до полусмерти, чуть не свалился в море и перебил половину пустых бутылок. Это были те дни, которые я меньше всего хочу вспоминать, дни, налитые бешенством, ужасом и отвращением к себе.

Я их пережил.

Жена полковника улетела вместе с ним. Несмотря на все, она была верна ему, как может быть верна женщина — мало кто способен прожить столько лет в полной оторванности от всей Галактики, в мертвой тишине медвежьего угла. Гарнизон любой, даже самой захудалой планеты по сравнению со здешним местом походил на двор Его Величества. Удивительно, как она смогла прожить тут так долго. Мужчина может вынести подобное заточение, но для женщины-таури с ее переменным и вспыльчивым характером это был сущий подвиг. Единственным ее грехом была страсть шикарно одеваться. По прибытии сюда, разгребая оставленные предшественниками вещи, я натолкнулся на такой гардероб, который не снился, пожалуй, ни одной столичной моднице. Должно быть, она собирала все это годами — сомневаюсь, что все эти бесчисленные килограммы и метры материи могли доставить одним рейсом транспорта. Впрочем, у всех нас есть причуды. Я не мог представить, с какой целью она это делала — врядли шнырьки и тритоны оценили бы ее шикарные платья с кринолинами, вышитые шали и кружевные юбки, а больше тут красоваться было не перед кем. Для всего этого балласта места на борту корабля не оказалось и жена полковника бросила все как есть, пообещав когда-нибудь забрать весь этот хлам. Однако учитывая стоимость транспортировки, я прикинул, что врядли она станет этим заниматься — куда дешевле будет купить новый гардероб. Выкидывать ее вещи было бы глупо, кроме того у меня не было желания смотреть несколько дней на дрейфующие вокруг маяка панталоны и колготки, так что я упаковал все это в два огромных шкафа и оставил на первом ярусе, где они реже всего попадались на глаза. Коллекция полковника пришлась более кстати, хотя я никогда не был ценителем старых стерео-фильмов и не любил ликеры.