Анджей Ваевский - Тринадцатая стихия Страница 3

– Надо же, какая пугливая. Наверное, у тебя это первый раз. Ох уж эти светлые, со своей высокой моралью, – Аш забавлялся – ему было весело наблюдать за реакцией неопытной эльфийки.

Решив вернуть девушку к реальности, он коснулся губами высокой вздымающейся груди пленницы. Приподнялся снова к лицу и, касаясь дыханием острого уха, прошептал:

– Не закрывай глаза. Просто смотри на меня. И не бойся, не съем.

Светлая зажмурилась сильнее и вдруг резко распахнула глаза, всматриваясь в янтарный взгляд. Не ослушается. Слишком силен испуг. И что-то непонятное, странное, новое, от чего вспыхивают щеки. Слишком ощущается собственная беззащитность в лапах этого зверя. День, ничем не отличавшийся от остальных, внезапно превратился в ад. Чужой лес, чужое небо, чужак, бесстыдно разглядывающий ее обнаженное тело, распростертое на земле. Его руки, его губы – они, казалось, везде. Было бы легко его возненавидеть, презирать за то, что он делал с нею. Легко, если бы можно было укрыться за болью, – но проклятый насильник и не думал причинять ей боль. Нет, его уверенные умелые пальцы невероятно точно находили чувствительные точки, непостижимо дразня, пробуждая желание. Тари ненавидела свое тело, так быстро сдавшееся под ласками, предающее ее. Он не был груб, и если не считать того, что удерживал ее силой, – был нежен. Одного взгляда в янтарные глаза хватило, чтобы эльфийка поняла самое страшное: в них не было ни похоти, ни животной жажды. Только насмешка. Друид насмехался над ней, над ее гордостью, прекрасно понимая, что делает ее тело податливой игрушкой, тянущейся за запретным удовольствием. И не скрыться за болью. Он околдовал ее.

– Каково оно, когда тело понимает быстрее, чем ты сама, девочка моя?

– Ублюдок! – выкрикнула Тари, не совсем понимая, о чем он говорит, обижаясь на это, и словно в отместку за оскорбление, тело выгнулось дугой, утопая в невероятно остром наслаждении. Оно больше не подчинялось девушке, жило собственной жизнью, плавясь и сгорая в объятиях эльфа, позволяя овладевать им снова и снова. И только насмешка в звериных глазах. Он не наслаждался ее телом, он получал удовольствие оттого, как мечется ее душа, отказываясь принимать происходящее, протестуя против нахлынувших лавиной ощущений. Просто делал ее своей. Как умел. Как понимал это, еще не совсем одичав среди своих волков, но многое переняв от них. И это – тоже.

– Ублюдок, сукин ты сын… за что… за что?

– Не так уж и плохо, когда твоим первым мужчиной становится кто-то опытный, не правда ли? – и снова неприкрытая насмешка.

– Ублюдок… ублюдок… ублюдок, – шептала девушка, глотая слезы. Ей было обидно за насмешку, за то, что она действительно не понимала происходящего, и совершенно по-детски пряталась за злыми оскорблениями. А он всё видел и знал. И наслаждался этим.

– Не самая высокая плата за то, что ты останешься жить, – меланхолично произнес Аш, укладываясь рядом на траве и наблюдая, как девушка сворачивается клубком, пытаясь закрыться от него.

– Зачем мне теперь жить? – рука Тари потянулась по траве, нашарила там кинжал – подарок отца, который всегда носила с собой, и который теперь валялся рядом с разорванной туникой. Крепкая рука друида схватила хрупкое девичье запястье:

– Даже не думай. Если я кому-то оставляю жизнь, то только я имею право ее отнять. Такое у меня правило, – холодно произнес Аш, глядя в глаза эльфийке.

– Да что ты за чудовище такое? Дай хоть умереть, выродок! – воскликнула в сердцах Тари.

– Умереть? В этом мире ты всегда успеешь умереть. Иди и умри. Только нет в этом ни доблести, ни чести. Найди в себе силы жить. Ненавидь меня, убей, если сможешь. Живи столько, сколько потребуется, чтобы стать настолько сильной, чтобы убить меня. Живи и каждый день становись сильнее, чтобы не опозорить того, кто подарил тебе этот кинжал. Чтобы смыть кровью то, что я с тобой сделал, если считаешь, что я совершил что-то плохое, – глаза сумеречника были холодны, как лед.

– Жить, чтобы ненавидеть?

– Не самая плохая цель. Научись ненавидеть, – Аш усмехнулся и накрыл губы девушки поцелуем. Это был самый первый поцелуй. От него.

Сопротивляться было бессмысленно. Она и не сопротивлялась, позволяя эльфу делать с ее бесстыдным телом, предавшим ее, всё, что угодно, цепляясь за новое рождающееся чувство. И ненавидела каждое прикосновение, каждый поцелуй, заставляющий вздрагивать от неправильного удовольствия. Счет времени был потерян, Тари тонула в волнах наслаждения и жгучей ненависти и злилась на собственное бессилие, на невозможность запретить телу чувствовать эту нежность, эту страсть, эту ласку. Сходила с ума, не в состоянии прекратить это, вновь и вновь выгибаясь в экстазе под умелыми действиями сумеречника. И копила в себе ненависть, желая увидеть тот день, когда уничтожит чудовище, так надругавшееся над ней, заглушая тихий голос, говоривший, что всё не так.

Вечерние сумерки сгустили воздух, когда Аш всё же решил прекратить любовную игру, за которой незаметно промелькнул день. Вытянув шнурок из ворота туники девушки, он захлестнул петлей рукоять кинжала и, как подвеску, нацепил себе на шею.

– В тот день, когда сможешь снять это с меня, ты будешь свободна.

– Зачем тебе это?

– Да незачем вообще-то, но иногда становится скучно жить в одиночестве, – спокойно ответил эльф, одевшись и повесив лютню девушки за плечо. К музыкальным инструментам Аш испытывал уважение, поэтому не собирался оставлять их на поляне. Собравшись уходить, он подхватил на руки эльфийку.

– Ты не сможешь идти, ведь так?

– Я никуда с тобой не пойду! – запоздало попыталась протестовать она.

– Хм, а я тебя и не спрашиваю. Я сам решаю, что мне с тобой делать. Смирись с этим, – равнодушно хмыкнул сумеречник и понес девушку на руках, удаляясь от поляны по тропинке, которая сама стелилась ему под ноги.

Дом Аша показался вскоре – то ли он был недалеко от поляны, то ли сумеречник шел слишком быстро, то ли Тари вовсе потерялась во времени и не заметила, как они пришли сюда. Внешне строение и на дом-то не походило: густо оплетенные плющом стены, поросшая мхом крыша, деревья, столь тесно обступившие хижину, что ее и вовсе не было заметно, если не знать, куда смотреть. Эльфийка невольно поежилась, представляя, как жилище должно выглядеть внутри. Друид неслышно произнес заклинание, и дверь открылась. Крепкая дубовая дверь со стальной оковкой.

Наступило время удивляться. Дом сумеречника оказался внутри не просто пригодным жильем – нет, там было очень уютно. По-простому, без изысков: небольшая чистая кухонька, более просторная спальня. Аккуратный очаг, добротная кровать, кованый сундук. Полки с магическими книгами, дверь в кладовую. Скромное, но очень приветливое убежище отшельника. Тари была в изумлении. И только сейчас обратила внимание на то, как был одет Аш: зелено-серая легкая льняная туника с вышивкой по краю, серые штаны тонкого и явно дорогого сукна, мягкие сафьяновые сапоги. Висящие на стене изящные клинки эльфийской ковки дополняли общую картину, говоря о том, что друид вовсе не беден – и не такой бирюк, каким показался изначально. Сумеречник был не чужд утонченности и красоты в вещах, которые носил. Да и дом его был опрятней, чем у многих жриц. Простота не указывала на бедность – скорее, на неприхотливость хозяина.