Наоми Новик - Вици Страница 3

Самое занятное заключалось в том, что теперь, когда золота у него было как грязи, Антонию ни за что не приходилось платить. Люди прямо-таки состязались за право угостить его выпивкой, и любая шлюха готова была уединиться с ним задарма. Ему даже проиграться не удавалось. Его кости неизменно выпадали нужной стороной кверху.

Он купил особняк в лучшей части города. С одной стороны его соседом стал напыщенный краснобай Катон, с другой — дядя Клавдия. Здесь Антоний закатывал вечеринки, ненавязчиво продолжавшиеся от заката до рассвета. В дневные часы он баловался со зверями на своем заднем дворе. Там по разные стороны сидели на цепях лев и жираф, чтобы фыркать и рычать друг на дружку. Был даже гиппопотам, которого притащил ему нубийский торговец.

Он велел установить посередине двора череп дракона. Перед черепом поместили яйцо. Здоровенную глыбу все равно никто покупать не хотел, но надо же было ей найти какое-то применение?

— Избавлю тебя от них, если дашь полсотни сестерциев, — поглядев на череп в паре с яйцом, предложил ему управитель цирка.

— Что? — возмутился Антоний. — Еще я тебе должен доплачивать? Да я лучше сам его разобью, и дело с концом!

Управитель цирка пожал плечами.

— Ты же не знаешь, как долго его высиживали. Может, из него еще что-нибудь вылупится. А они, между прочим, вылупляются готовыми к бою. — И предупредил: — Последний раз, когда мы собрали желающих посмотреть это зрелище, птенчик ухайдакал шестерых человек.

— Билеты-то окупились? — ехидно поинтересовался Антоний, но этот мерзавец и ухом не повел.

Так или иначе, яйцо придало завершенность оформлению его двора. Антоний повадился пересказывать услышанное от управителя кому-нибудь из гостей, когда тот, прислонившись к яйцу, поглаживал скорлупу. Забавно было наблюдать, как проворно люди отскакивали прочь. Сам Антоний полагал, что в яйце, скорее всего, никакой жизни не было и в помине. Полгода уже прошло, а оно каким было в самом начале, таким точно и оставалось.

Между тем самому Антонию нынешняя безбедная жизнь была определенно не в радость. Непостижимым образом он начал почти тосковать по былым денькам, когда он навсегда покинул дом своего отчима. Тогда ему, бывало, приходилось в один вечер бороться на потеху уличным зрителям с тремя соперниками подряд, зарабатывая себе денежку на еду. Просто потому, что никто ему за спасибо и черствой корки дать не желал. Бывало и такое, что он позволял какому-нибудь жирному развратнику… скажем так, распустить руки. Иначе ему приходилось бы ночевать под заборами.

Но вот что удивительно — кувшин краденого вина, выпитый после часовой гонки по переулкам со стражами порядка, был вдесятеро вкусней дорогих напитков, которыми он мог наслаждаться теперь. А прежние друзья превратились в подхалимов, лизоблюдов и льстецов. Кстати, до чего неуклюже они льстили ему.

Лев в конце концов сорвался с цепи и слопал жирафа. Потом пришлось избавиться от гиппопотама, ибо тот загадил сплошным слоем весь двор. Это уже подозрительно смахивало на знамение свыше. А когда Антоний, будучи в здравом уме и твердой памяти, потянулся за книгой, это уже не могло быть ничем иным, кроме знака полного отчаяния.

Он попробовал прибегнуть к сильнодействующим средствам. Закатил оргию на два дня и две ночи, в течение которых никому не было позволено спать. Оказалось, однако, что даже и его выносливости был отмерен предел, которого по ходу второй ночи Антоний и достиг. Последующие три дня он пролежал в затемненной комнате, баюкая готовую взорваться голову. В довершение всех бед, стоял август месяц, и дом напоминал пекарную печь. Простыни Антония промокли от пота, но двигаться было еще невыносимей, чем просто лежать.

В итоге он все-таки выполз наружу, велел рабам отскрести и вымыть себя и должным образом облачить. Самая простая домашняя одежда у него была теперь персидского шелка, расшитая золотом, иного он не держал. Выйдя затем из дома, он рухнул на диван под апельсиновыми деревьями.

— Разрази вас Юпитер! Все прочь, и чтобы мне была тишина! — зарычал он на рабов.

Лев поднял голову и зарычал в ответ. Антоний швырнул в него винным кувшином, откинулся к спинке дивана и прикрыл глаза от света рукой.

На какое-то время он задремал и проснулся от прикосновения к ноге.

— Кому сказано, оставьте меня в покое, блохастые псы!

Толчки прекратились на какое-то время, но затем снова возобновились.

— Ну вот что, сыны Диса, я велю вас пороть, пока вы не… — вскидываясь на диване, начал было Антоний.

И осекся на полуслове.

— А больше еды нету? — спросил дракончик.

Антоний вытаращил глаза. Их головы находились на одном уровне. Дракончик моргал ярко-зелеными глазами с черными щелями зрачков. Тело у него было в основном зеленое, как и у того, в овраге, только спинные шипы отливали синевой. Антоний оглядел двор. Всюду были раскиданы ошметки скорлупы. Что же касается льва…

— Проклятье, лев-то где? — вырвалось у Антония.

—. Мне кушать хотелось, — не очень-то виновато выговорил дракончик.

— Так ты что, слопал льва? — не веря собственным глазам, осведомился Антоний. И повторил почти благоговейно: — Ты слопал льва?

— Ну да. И хотелось бы еще чего-нибудь пожевать, — ответил дракончик.

— Клянусь титьками Гекаты, ты получишь все, чего только пожелаешь, — заверил Антоний, уже представляя себе, как рухнут гости, приглашенные на его следующую вечеринку. — Маракл! — заорал он. — Беги быстрей, ленивый, никчемный раб, и немедленно достань мне несколько коз!.. Проклятье, как это возможно, что ты умеешь говорить? — вновь обернулся он к дракончику.

— Ты-то умеешь, — был ответ. Как будто это все объясняло.

Антоний задумался — и передернул плечами. Может, и объясняло. Он осторожно протянул руку и погладил шею дракончика. Шкурка была мягкой и гладкой на ощупь.

— Что за чудесное создание, — проговорил он. — Буду звать тебя Винцитатом!

Когда трясущегося от ужаса конюшего Антония удалось вытащить во двор и заставить осмотреть новорожденного, оказалось, что дракончик был самочкой. Маленькая драконица сразу проявила недюжинное упрямство, наотрез отказавшись менять имя. Так и прилип к ней «Винцитат», или для краткости «Вици». Еще ей требовались три козы в день, с гарниром из чего-нибудь сладкого. И драгоценности. В этом смысле Вици не больно-то отличалась от других женщин, известных Антонию. Все боялись ее до дрожи в коленках. Половина рабов Антония немедленно разбежалась. Торговцы — после того, как он пригласил кого-то из них на задний двор, — перестали посещать его дом. А с ними и большинство приятелей.