Денис Луженский - Воин вереска Страница 3

Но сейчас, коли дымком и тянуло, то только от костра. Нет, не в пожаре дело. Топот копыт, ещё далекий и едва различимый даже для чуткого слуха, быстро приближался из-за гряды холмов. Вот же незадача! Не звал Рэлек гостей к бедной своей трапезе, так те своей волей пожаловали. Незваные.

Он прикинул направление и помрачнел. С восхода скачут, а значит — по его, Рэлека, следам. Вот и позавтракал ты, приятель. Десерт уже на подходе.

Бежать было бесполезно, прятаться — глупо. Кто бы ни жаждал встречи с ним этим ранним утром, только и оставалось, что подождать, пока неизвестные всадники подъедут и объяснят, на кой им сдался идущий через Пустоши одинокий путник.

Приняв решение, Рэлек успокоился. Костёр гасить не стал, суетиться — тоже. Просто сел лицом к розовеющему небу, а саблю вытащил из ножен и положил справа от себя на расстоянии вытянутой руки. Сверху клинок накрыл плащом, скрыв от сторонних глаз. Потом вынул из огня кан и снова взялся за мешочек с травами. Посомневавшись немного, таки отправил в исходящую паром воду веточку багульника. Пускай его умники «болиголовом» кличут, коли умеючи пользовать — добрая травка, душистая…

Они появились на вершине дальнего холма почти одновременно. Огляделись, приметили костёр и пустили лошадей неспешной рысью. И верно, чего уж торопиться, когда человечек — вот он, сидит спокойнёхонько, не убегает. Торопливость — удел юнцов и глупцов, а эти трое ни на тех, ни на других не походили. Крепкие, коренастые, как большинство степняков, смуглокожие. Старшему лет под сорок уже, двое других — годков на пятнадцать моложе. Одеты справно, вооружены и того лучше: каждый при кривой тургийской сабельке и при паре тонких копий-сулиц в высоких кожаных колчанах. Ну, и при луке, конечно, — куда ж без него уважающему себя баторгаю?

Дозорные. Те самые, о которых вчера предупреждала чернявая. Верховой разъезд-тройка. Наткнулись на его следы, небось, еще прошлым вечером, но до темноты нагнать не поспели. А едва лишь рассвело — снова прыгнули в сёдла. Упорства тургам не занимать, а по горячему следу они идут, как волки: уверенно, азартно и хладнокровно.

Ничего хорошего эта встреча Рэлеку не сулила. Хотя надежда на мирный исход всё же оставалась — зыбкая, как рябь на ночном озере. Надежда, что сорокалетний степняк не был среди тех, кто восемь зим назад рубился под Лэрденской цитаделью с «Бронзовым» Семнадцатым полком, усиленным накануне полутысячей «ночных мотыльков». Или что отцы его более молодых подчиненных не остались лежать на безымянном плато в Южной Сегестии.

«Ну, за луки покамест никто не взялся. Может, всё-таки разойдёмся по-хорошему?»

Всадники медленно приближались. Рэлек наблюдал за ними, повернув голову так, чтобы правую сторону его лица с высоты седла было не разглядеть. Всем своим видом он старался продемонстрировать спокойный интерес. Дескать: «вот, пожаловал кто-то к костру ни свет, ни заря… любопытно, кто?»

«Добрые люди», — отчего-то вспомнился ему голос хозяйки «игрушечного» хутора.

Ага. Люди. Добрые.

Лица тургов тоже были спокойны, почти безмятежны. Они всегда такие… пока за сабли не схватятся.

— Эй! — первым заговорил, как и ожидалось, старший из степняков. — Кто такой? Что делаешь на земле могучего шада Агдаша?

Колоритный дядя этот вопрошающий: кожа загорелая и обветренная, словно дублёная; из-под круглого железного шлема выбиваются длинные пряди, совсем ещё чёрные, без седых волос; а вот в небольшой бородке проседь уже имеется, и заметная; на сильно скуластом лице блестят внимательные холодные глаза — два аквамарина в паучьей сетке тонких морщин.

— Мимо иду, — Рэлек плавно развел руками, демонстрируя миролюбие.

— Не мимо, — укоризненно качнул головой всадник. — Прямо через земли Агдаша идёшь. Зачем идёшь? Куда идёшь?

Обычный, в сущности, разговор. Несмотря на суровый, обвиняющий тон дозорного, Рэлек слегка расслабился. Они так всегда начинают, эти ребята. Пугают, рубят наотмашь вопросами: «Кто такой? Что забыл у нас? На кого шпионишь? Говори правду, чужой человек! Я не знаю тебя, но взгляд у тебя недобрый! Что ты замыслил? Кем подослан?» Тут главное — слабину не дать, не показать испуг, держаться уверенно, но без излишней наглости: «Говоришь, шад Агдаш, почтенный? Слышал, слышал… Но как мне узнать, что я и правда по его земле иду? Что ты, почтенный, у меня нет сомнений в твоей честности, но… быть может, ты просто ошибся? Может же достойный человек просто ошибиться! Ты ошибся… Я ошибся… Зачем нам ссориться, двум достойным людям?» Если повёзет, всё закончится глотком кумыса из кожаной седельной фляги степняка и пожеланием доброго пути. Если повёзет чуть меньше — за кумыс и пожелание придется отдать кошель с серебром. Если же совсем не повезёт…

Додумать он не успел. И ответить тургу, как загадывал, не успел. Потому что тот вдруг наклонился вперёд и сощурился, отчего глаза его стали совсем узкими. А потом наоборот — расширились, распахнулись, выплёскивая изумление, страх и ненависть. Рэлек услышал гортанный вскрик степняка: «Дшра!»

…Миг спустя маленькая свинцовая гирька клюнула седобородого в висок, и воин, разом замолчав, мешком повалился из седла.

Не медля ни секунды, Рэлек дёрнул к себе тонкий шнурок из конского волоса, поймал левой рукой вернувшееся гасило, а правую сунул под плащ. Рукоять сабли сама легла в ладонь — удобно легла, привычно. Резко выпрямив ноги, он нырнул через костёр и кувырнулся под брюхо испуганно всхрапнувшей лошади. Над его головой яростно крикнул что-то неразборчивое степняк, зло зашипела вытягиваемая из ножен сталь. Рэлек почти наугад ткнул клинком вверх — в мягкое подбрюшье животного. От рывка саблю едва не вывернуло из руки. Лошадь даже не заржала — взвизгнула от боли, вставая на дыбы. Всадник, не сумев удержаться, описал в воздухе длинную красивую дугу и с шумом грянулся оземь. Добре грянулся — небось, не сразу вскочит, подарит несколько драгоценных секунд.

— А-а-а!.. — третий дозорный, придя в себя от неожиданности, тоже схватился за саблю. Стоял бы подальше — потянулся бы к луку, турги не зря славятся как стрелки. Одновременно степняк попытался развернуть коня, чтобы удобнее было рубить с седла. Рэлек, не дожидаясь чужой атаки, напал сам: прыгнул обратно через костёр и снова взмахнул левой рукой. Гирька вылетела из его пальцев, и гасило загудело в воздухе, описывая стремительную дугу. Тург качнулся влево, пытаясь уклониться, но опоздал — свинцовая «капля» звучно лязгнула об узорчатый нащёчник. Силы удара хватило, чтобы парень повалился из седла, но хорошенько оглушить его, увы, не получилось. Перекатившись по земле, он тут же вскочил, и в руке его блеснула не обронённая сабля. Товарищ степняка, сброшенный раненой лошадью, тоже уже поднимался, хотя и с трудом.