Юрий Нестеренко - Дар Страница 3

Это была отрубленная человеческая голова. Череп треснул от удара, но это было далеко не единственное повреждение. Выколотые глаза, вырванные ноздри, обугленная корка там, где некогда были волосы, глубокие раны от раскаленного железа по всему лицу… судя по всему, финальный удар мечом или секирой стал для этого человека милосердием.

— Никанор? — мрачно спросил Илизарий.

Узнать обезображенное лицо было почти невозможно, но архонт медленно кивнул. В том, что захваченного вражеского лазутчика жестоко пытали, не было ничего странного — архонт и сам отдал бы такой же приказ. И все равно к горлу подступила тяжелая волна ярости, грозя затопить череп. Правитель заставил себя сдержаться. Солдаты смотрят. Поняли ли они? И если да — что теперь будет с боевым духом войска?

— Ну вот и все, — констатировал комит с каким-то словно бы даже облегчением. — Помни, что ты обещал мне.

Архонт стиснул рукоять меча. Шагнул к бойнице и долго смотрел наружу, словно рассчитывал увидеть там армию Евстархия. Затем произнес, не глядя на старого товарища:

— Нет. Еще не все. Кое-какой шанс у нас остался.

— Вера и молитва? — скептически хмыкнул Илизарий.

— А ты знаешь случаи, когда это спасало? — с неожиданной надеждой спросил правитель.

— За тридцать лет службы я не раз сталкивался с ситуацией, когда человек молился и оставался жив. Но спасла ли его молитва или что другое, я не знаю, — рассудительно заметил комит. — Зато я знаю гораздо больше случаев, когда человек молился и умер. И тут уже точно можно сказать, что молитва его не спасла.

— Твои слова попахивают ересью, — усмехнулся архонт.

— Я просто говорю то, что видел. Я солдат, а не монах.

— Но ты только что яростно клеймил вероотступников.

— Ну… видишь ли, вот я готов пролить кровь за императора, но это же не значит, будто я верю, что в разгар битвы император примчится на белом коне, чтобы меня спасти. Он, конечно, может быть, пришлет подкрепление. А может, и не пришлет. Все равно он — мой император, которому я присягал. Человеку надо во что-то верить, не так ли?

— Так. Вот и поверь для начала, что для нас еще не все кончено. И пусть в это поверят твои солдаты.

— Они исполнят свой долг.

— Вот и хорошо. А я исполню свой.

Архонт направился к люку в центре площадки. На сей раз он спустился до самого низа башни и вышел в город. Продолжать инспекцию стен не имело смысла. Шанс на спасение, если он еще был, находился не здесь.

Правителю очень не хотелось делать то, что он собирался сделать. Лучше бы ему было просто пасть в бою! Но это уже не могло бы спасти город…

— Хвала Спасителю, светлейший, ты невредим! Ну, каково состояние нашей обороны?

Дормидонт, конечно же, был уже тут как тут и семенил справа, приноравливаясь к широкому шагу архонта. Вот уж кто был теперь совсем некстати!

— Никанор не смог, — коротко сообщил ему правитель.

— Значит, его… — советник даже остановился на несколько секунд, хватаясь за бороду.

— Да, — ответил архонт, не сбавляя шага.

— По грехам нашим… — причитал позади Дормидонт. — За маловерие наше Господь наказует… Мало, мало мы еретиков жгли, не извели заразу под корень, говорил я отцу Феропонтию…

— Если бы твой Феропонтий не так усердствовал, глядишь, меньше было бы предателей, показывающих язычникам тропы да колодцы, — огрызнулся архонт, совершенно уже не думая об осторожности.

Дормидонт только охнул испуганно, не найдя что ответить. Упоминание о кострах меж тем навело правителя на мысль, как избавиться от епископского соглядатая.

— Вот что, достопочтенный. Для тебя есть важное поручение. Штурм может начаться в любой момент. Отправляйся в канцелярию и займись сожжением архивов. Они не должны достаться варварам. Отвечаешь лично.

— Но… не спешишь ли ты, светлейший? Может, мы еще отобьемся…

— Отобьемся сейчас — не отобьемся в следующий штурм, — отрезал архонт. — Падение города неизбежно, ты это понимаешь?

— Но… при всем уважении, светлейший… не благоразумнее ли будет озаботиться не бумагами, до которых неграмотным варварам нет дела, а укрытием городской казны?

— Я знаю, кому и о чем заботиться, — не стал вдаваться в подробности правитель. Прятать золото он не собирался, и не потому даже, что Дормидонту столь деликатное дело следовало доверять в последнюю очередь. Просто язычники хоть и варвары, но не дураки. Они понимают, сколько богатств должно быть в таком городе. И, не найдя городской казны, придут в ярость и примутся пытать всех подряд, выясняя, где она спрятана. А для допрашиваемого нет ничего хуже, чем действительно не знать того, о чем его спрашивают…

— Как будет угодно светлейшему, — смиренно проблеял Дормидонт, — однако не изволишь ли представить письменный приказ?

Архонт остановился и рассмеялся ему в лицо.

— В уме ли ты, достопочтенный Дормидонт? Какой тебе письменный приказ? Тот, который согласно ему же самому ты должен будешь сжечь?

Советник злобно сверкнул глазами, но принужден был поклониться и свернуть на улицу, ведущую к канцелярии правителя. Архонт проводил его взглядом, искривив губы в усмешке. Похоже, он избавился от Дормидонта не только на время исполнения своего плана, но и навсегда. Если план выгорит… о, с каким удовольствием он напишет рапорт на высочайшее имя! «Первый советник Дормидонт, проявив постыдную трусость и маловерие, превышая свои полномочия, распорядился уничтожить городской архив, чем посеял панику и нанес непоправимый ущерб делопроизводству…» Архонт широко улыбнулся, представив выпученные в бессильном гневе водянистые глазки советника, клянущегося всеми святыми, что лишь выполнял распоряжение правителя. Но поскольку доказательств нет, а испытания каленым железом Дормидонту явно не выдержать…

Ну а если не выгорит — скоро вообще все потеряет значение.

Архонт шагал по пустым и безмолвным улицам, и лишь шаги Тимона эхом звучали за его спиной. В этот жаркий час улицы и в мирное время были пустынны — но не так, как теперь. Закрытые ставни, заколоченные лавки, не беседуют в тени под навесом старики, не играют в пыли дети… Словно бы город уже умер. Даже на веревках, протянутых между домами поперек улицы, нет белья. Экономят воду? Со вчерашнего дня уровень в колодцах опустился еще на две пяди… Или женщины специально не моются и не стирают, надеясь, что язычники не польстятся на грязнуль? Увы, у варваров не столь тонкий вкус…

Правитель свернул в переулок, куда редко кто заходил по собственной воле, и, пройдя между глухими небелеными стенами, вышел к мрачному зданию городской тюрьмы. Стражники отсалютовали архонту и, повинуясь его нетерпеливому жесту, подняли скрипучую входную решетку. Пузатый начальник тюрьмы встретил его уже на пороге, спеша с докладом. «Во вверенном мне заведении происшествий нет, содержатся: убийц — трое, фальшивомонетчик — один, грабителей — пятеро…»