Роберт Сальваторе - Тогайский дракон Страница 3

Ей было видение по этому поводу, объяснила мне повелительница эльфов, хотя и довольно смутное. Но главное она уловила. Все, что от нее требуется, это довести Эйдриана до нужного уровня силы и понимания.

И вот тут возникает загвоздка. Эйдриан Виндон вырос без ласки матери и любви отца, не общаясь ни с кем из людей, кроме Бринн; с ним обращались сурово, к нему предъявляли самые жесткие требования с тех пор, как он оказался в состоянии понимать их. В таких условиях Эйдриан не вырастет полноценным человеком, не говоря уж о том, чтобы приобрести качества, присущие истинным рейнджерам. Элбрайн-Полуночник прекрасно владел мечом и понимал природу. Но было в нем и кое-что еще. Величайший дар, величайшая сила Полуночника заключались в способности сострадать, в готовности пожертвовать всем ради великой цели. Этот дар нашел свое проявление в тот момент, когда он, уже раненый, теряющий последние силы, помог Джилсепони в ее сражении с оказавшимся во власти демона Марквортом и спас ее ценой собственной жизни.

Зная о том, что, скорее всего, погибнет, он не колебался ни мгновения, потому что представлял собой нечто несравненно большее, чем просто сумма знаний и умений, полученных от тол'алфар. Потому что Элбрайн-Полуночник был человеком несгибаемого характера и обладал подлинной способностью сопереживать.

Станет ли таким же ребенок, выросший в одиночестве и лишенный любви?

Я в этом далеко не уверен.

ГЛАВА 1

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Горы остались позади, и путь сделался ровным и легким. Больше всех, казалось, радовался этому Сумрак. Крепкий жеребец унаследовал от своих тогайских предков способность покрывать милю за милей, и ему достаточно было краткого отдыха, чтобы восстановить силы. Если бы Бринн не сдерживала Сумрака, он несся бы еще быстрее.

Саму тогайранку, с которой мало кто мог поспорить в умении держаться в седле и управлять лошадью, скачка по лесным тропам тоже приводила в восторг.

Белли'мар Джуравиль устроился на спине Сумрака, причем благородное животное вряд ли испытывало неудобство от веса миниатюрного эльфа. Джуравиль сидел перед Бринн, повернувшись лицом к ней и откинувшись, спиной на сильную шею лошади. Они почти не разговаривали; эльф видел, что все мысли девушки заняты тем, что ждет их впереди. Собственно, это вполне устраивало Джуравиля. Цель превыше всего, и ничто иное не должно отвлекать Бринн Дариель: ни картины пробуждающегося летнего леса, ни пение птиц, ни похожие на алмазы капельки росы, поблескивающие на траве в лучах утреннего солнца.

Иногда эльф возносился на какую-нибудь ветвь повыше и внимательно оглядывал окрестности. До сих пор их пути не мешало ничто.

Вечера тоже проходили спокойно. Путники с удовольствием поглощали у костра нехитрый ужин. Джуравиль с интересом слушал рассказы Бринн о своей родине, о ее родителях и маленьком кочевом племени Кейлин Кек, к которому она принадлежала.

— Летом мы всегда забирались повыше, — говорила она. — Поднимались по склонам гор, которые вы называете Пояс-и-Пряжка, а мы — Алешон Твак, что на языке тогайру означает Хребет Дракона. Иногда раскидывали лагерь так высоко, что в разреженном воздухе становилось трудно дышать. Возникало ощущение, будто не хватает воздуха, на каждый шаг уходило несколько минут, а чтобы добраться до ближайшего шатра, требовался час. Иногда из носа даже начинала течь кровь. Мать волновалась за меня, а отец ее успокаивал. На высокогорье, говорил он, всегда так, ничего опасного в этом нет.

Джуравиль не сводил глаз с молодой тогайранки. Она сидела, слегка откинув назад голову и устремив взгляд в ночное небо. На нем высыпали мириады звезд, с запада ветер гнал редкие облака. Полная луна, Шейла, то скрывалась за ними, то выныривала снова, заливая все вокруг бледным призрачным светом.

Эльф знал, что Бринн ничего этого не замечает; ее взгляд сейчас пронизывал и пространство, и время. Она видела ночное небо, искрящееся над шатрами из оленьей кожи, разбросанными среди огромных валунов высоко на склоне Пояса-и-Пряжки. Она слышала смех матери и отрывистые распоряжения отца, ржание тогайских пони, настолько преданных своим хозяевам, что их можно было не привязывать, отпуская пастись в поисках редкой травы.

Джуравиль считал это хорошим признаком. Пусть к ней вернется ощущение прошлых дней; пусть она ясно отдаст себе отчет в том, что потеряла и что потерял весь народ тогайру; тогда в ее призыве к ним будет больше страсти и убежденности.

— Как думаешь, они и сейчас кочуют по предгорьям? — спросил он.

Девушка перевела на него взгляд. Лицо ее омрачилось.

— Скорее всего, нет, — угрюмо ответила она. — Когда наш народ оказался под пятой Бехрена, приспешники Чезру силой пытались загнать уцелевших в деревни.

— Разве тогайру могут осесть на одном месте? — осведомился Джуравиль. — Способ существования скотоводов-кочевников — перемещаться с одного пастбища на другое.

— Больше чем способ существования. Это наш дух, наша тропинка на… — Тогайранка умолкла, словно колеблясь, стоит ли продолжать дальше.

— Тропинка куда? — спросил эльф. — На небеса?

Бринн, с любопытством посмотрев на него, кивнула.

— На наши небеса, — пояснила она. — Они на высоких плато — долинах, поросших золотистыми цветами, предвестниками холодных осенних ветров. Их можно найти, идя вдоль летних ручьев, разлившихся после весеннего половодья, или выслеживая антилопу…

— Бехренцы вряд ли видят смысл в такой жизни, — заметил Джуравиль. — Они не кочевники.

— Потому что по их пустыням не очень-то покочуешь, — сказала девушка. — У них есть оазисы, есть огромные города, но за их пределами круглый год одинаково уныло и бесприютно. Другое дело тогайские степи, где каждый новый сезон приносит неповторимую красоту. Вот почему бехренцы не понимают нас и пытаются переделать на свой лад.

— Может, они верят, что, приучая тогайру жить в деревнях, показывают им путь к лучшей жизни.

— Нет, — возразила Бринн, не дав ему договорить.

Джуравиль не сомневался, что реакция собеседницы будет именно такой; собственно, на это он и рассчитывал.

— Они хотят, чтобы тогайру жили в деревнях и даже в городах, потому что тогда им будет легче управлять нами. В любом селении все на виду, а в степи мы свободны, можем жить, как привыкли испокон веков, и, не опасаясь чужих ушей, говорить то, что думаем о завоевателях.

— Но есть же и выгода, — продолжал настаивать эльф. — Спокойное существование, обеспеченная жизнь, к примеру.