Норман Хьюз - Обитель драконов Страница 3

Палома внимательно посмотрела на мальчишку. Лет семнадцать, не больше. Одежда простая, поношенная, никаких украшений. Судя по всему, отпрыск благородного, но обедневшего рода, решивший попытать счастья в столице… Она пожала плечами.

— Да, мы едем в Бельверус. У тебя там родственники?

Он уже открыл рот для ответа — но неожиданно, словно опомнившись, закаменел лицом, вздернув длинный нос, отчего сразу стал похож на нахохлившуюся белую птицу.

— Это мое дело, медина. Я просто хотел просить вас об одолжении… Однако если непременным условием этого является моя откровенность — увы, но мне остается лишь просить прощения, что отнял у вас время…

О, Митра! Его счастье, что он выбрал для разговора именно ее, а не Конана. Тот на подобную витиеватость речи, скорее всего, ответил бы доброй оплеухой — и был бы совершенно прав!.. Пряча улыбку, Палома отозвалась:

— Твоя откровенность никого не интересует, я просто пыталась быть вежливой. Остальное — твоя забота. Но если ты хочешь ехать с нами — это будет не бесплатно. Ведь тебе нужны охранники, а не друзья, я правильно понимаю? А услуги такого рода положено оплачивать!

Так. Может, хоть это утешит киммерийца…

Юнец выпятил подбородок с видом глубочайшего презрения к этой продажной породе — наемникам. И снисходительно уронил:

— Разумеется, я и не предполагал иного. Пусть медина назовет цену. Или об этом мне лучше поговорить с твоим спутником?

Ага — он уже стал обращаться к ней на «ты»! Маленький спесивый щенок… Палома не знала, чего ей хочется больше — расхохотаться или отшлепать его. Пожалуй, в наказание, его и впрямь стоило бы отправить торговаться с Конаном — уж северянин содрал бы с бедняги, три шкуры. Но сопляка было жалко. Кого-то он ей безудержно напоминал, кого-то из далекой, далекой юности…

— Двадцати золотых будет достаточно. — Боги, Конан ее убьет!.. — И мы отправляемся в путь сразу после завтрака. Так что иди, собирай вещи.

— Мне нечего собирать, в этот раз я путешествую налегке… — Парень отчаянно пытался произвести на нее впечатление; а на самом деле, наверное, нищ, как болотный отшельник — ведь даже и слуги-то при нем нет!

— Ладно, тогда пойдем будить моего спутника. Сообщим ему приятные вести…

Судя по тому, как мальчишка раздулся от гордости, — иронии в словах Паломы он не уловил.

— И на кой, скажи на милость, он тебе понадобился? — Поутру киммериец являл собой образчик дурного настроения, и известие о том, что у них появился новый спутник, воспринял без восторга. — Нянчиться с ним еще… Он и меч-то в руках держать не может!

Поразительно! Палома была уверена, что в пылу боя Конан не видел ничего вокруг себя — но наблюдательности варвара мог бы позавидовать самый опытный соглядатай Вертрауэна. Впрочем, наемница давно уже убедилась, что ее спутник далеко не так прост, как желает казаться, и каждый новый день лишь укреплял девушку в этом мнении, усиливая ее восхищение сыном далекой Киммерии.

— Не злись! — Она успокаивающе потрепала его по руке. — До Бельверуса пять дней пути, конь у парня добрый… Не так уж он нас и обременит.

— Но зачем? Ты можешь мне объяснить? Палома передернула плечами.

— Отнесем на женский каприз. Устроит? — Но северянин упрямо потряс головой, и ей пришлось со вздохом пояснить: — Интуиция. Слышал такое слово?

Явно слышал — потому что насупился еще больше.

— Моя интуиция подсказывает, что ничего, кроме неприятностей, мы от этого не получим. Наглый, высокомерный паршивец! Представь, он полдня раздумывал, когда я спросил, как его зовут — удостоить меня ответом или нет.

— И что же?

— Месьор Теренций — извольте любить и жаловать… Ненавижу этих книжников!

— Книжников?

— А кем еще может быть парень из благородных, если драться не обучен, а выражается так, словно явился ко двору короля Нимеда? И пальцы у него в чернилах…

Надо же! А она и не заметила. Ай да киммериец, ай да варвар!

— Ладно. Я уже взяла у него деньги. Пойдем лучше простимся с Таргаем.

Они отыскали купца среди повозок — тот проверял, не слишком ли пострадал товар во время вчерашнего налета разбойников, и прикрикивал на охранников, чтобы как следует натянули сверху рогожу… в некоторых графствах Немедии до сих пор действовал закон, по которому любой предмет, упавший на дорогу, считался собственностью местного владыки.

Туранец тепло простился со своими спасителями.

— Жаль, конечно, что вы не можете сопровождать нас до Бельверуса. Однако, если будет на то милость Эрлика, надеюсь увидеть вас на ярмарке. Конан — ты непременно должен свести меня в тот дом утех, о котором говорил накануне! Так что… доброй вам дороги, друзья, и — до скорой встречи.

— Доброго пути и тебе. Пусть будут боги благосклонны и позволят довезти товары в целости и самим добраться в добром здравии…

— Они уже явили свою благосклонность, послав мне вчера вас, друзья! И хотя вы лишаете меня одного из спутников — надеюсь, это будет последняя потеря!

Паломе хотелось порасспросить караванщика, что тот знает о Теренций — но мальчишка, как назло, маячил за спиной, и от этого пришлось отказаться… Пора было трогаться в путь!

Даже вино, которым их снабдил признательный караванщик, не смягчило дурного настроения Конана. Едва они выехали на тракт, он погнал коня во весь опор — словно стараясь оставить позади обоих своих спутников. Паломе без всякого труда удавалось держаться рядом, но Теренций, она была уверена, должен безнадежно отстать.

Каково же было ее изумление, когда, оглянувшись, сквозь густую завесу волос, упавшую на глаза, она увидела паренька, упрямо скакавшего вслед за ними. Лицо его, и без того бледное, было мелово-белым, по прокушенной нижней губе текла струйка крови, пальцы вцепились в луку седла, точно когти — но он не отступал.

Палома, выросшая среди лошадей, искренне не понимала, как для кого-то езда верхом может быть проблемой — но упорство Теренция вызывало уважение. Именно потому она не стала просить Конана сбавить темп. Пусть мальчишка гордится собой!

Она не знала, что заставляет ее потакать этому избалованному, самолюбивому дворянчику, который на них с киммерийцем смотрел свысока — если подобное применимо к гиганту-северянину! — цедил слова сквозь зубы и всячески подчеркивал свое несуществующее превосходство. Но какую-то струнку он задел в душе Паломы, глубоко спрятанную, и оттого еще более трепетную. Когда она смотрела на Теренция, губы ее помимо воли растягивала улыбка.

…В пути они остановились лишь один раз, для короткого привала вскоре после полудня. Глядя, как кулем сползает мальчишка с седла, наемница лишь покачала головой и выразительно покосилась на своего спутника. Тот беззаботно пожал плечами. Парень ему не нравился — и Конан не собирался этого скрывать. «Ты с ним связалась — ты и возись», — ясно говорил его взгляд.