Ольга Онойко - Верность Страница 3

И тут меня посетила эта ужасная мысль. Что, если я все же в Аду, а она — его природная обитательница? Сама уродливая, гнусная природа этого мира свидетельствовала об этом. Но кто же тогда та, кого я осмеливаюсь называть своей Жизнью? Неужели моя любовь могла так обмануться, и просиять вблизи пустого призрака, жалкой копии? Нет, невозможно! Или… что еще более невозможно, кощунственно… я не все знал о моей Даме? Я видел, как Она выхаживала больных, — и они поднимались втрое раньше обыкновенного срока. Я видел, как дикие звери подходили к Ней без вражды и страха, и неукротимые кони становились ласковы и послушны от одного прикосновения Ее рук. Я приписывал это Божьей благодати, осенившей Ее, — а если то было тайное ведовство?

Нет! Это нечистый внушает мне такие мысли! Но он не заставит меня предать единственную Даму, которой отдано мое сердце!

Я принял решение — избегать ведьмы и по-прежнему почитать мою Даму. Но как я оказался слаб…

Если бы все шло как раньше, я бы нашел силы сдержать данное себе слово, но увы! — знак Божьей кары, отметивший меня, не мог позволить мне проводить мои убогие дни в покое. Время здесь текло так же, как и в иных, живших ныне лишь в моей памяти, краях. Годы проходили над Нею, одаряя новой, теплой красотой и ласковым светом. Она входила в брачный возраст…

Разумеется, были поклонники. Они летели на ее свет как мотыльки — и падали с опаленными крыльями. Я только смеялся. Мы были соединены навек теми узами, что прочнее кругов Ада и путей жизни и смерти. Еще ни один сеньор не был оскорблен тем, что вассалы поклонялись его супруге, как Прекрасной Даме.

Но один из них оказался слишком настойчив. Они проводили вместе все больше времени, и все радостнее был ее взгляд, встречавший его…

И тогда я впал во грех. Я заговорил с ведьмой. Она поняла меня сразу и ничуть не удивилась, словно ей часто приходилось беседовать с псами, обладающими душой благородных сеньоров. В ее взгляде я увидел странное довольство, — то есть это теперь понимаю, что увидел. Тогда я думал только об одном и видел одну лишь Даму, которой ведьма передавала мои слова.

Теперь Она знала обо всем. Она поверила — не могла не поверить, ибо это было правдой, а безгрешные душой ощущают ее так же, как прочие люди ощущают тепло — кожей… Она плакала надо мной, пыталась разговаривать, но Ее языка я не понимал, а читать мысли было Ей не под силу…

Мое сердце готово было разорваться, но все же я был счастлив — ведь теперь я мог быть спокоен.

Но грех не остался без воздаяния. И здесь, в Аду — теперь я точно знаю, что это Ад! — оно настигло меня раньше, чем я мог ожидать.

Она вышла замуж.

О нет, я не унижусь до того, чтобы порочить соперника. Ни единого слова хулы не скажу о нем — хотя мог бы! Кто я такой, чтобы осуждать выбор лучшей из женщин… Они счастливы. И теперь я понимаю — Ад и Рай не извне, но внутри нас, и то, что для одного — радость, для другого может быть наказанием… Думал ли я о том, какое наказание ждет меня в посмертном бытии? Что весь огонь и сера Девяти Кругов по сравнению с тем, что отмерено мне! Великий флорентиец, готов поклясться, — в Аду, что так ярко описало твое перо, никто никогда не горел!

Сколько еще проживет это тело, ставшее моей тюрьмой? Пять лет? Десять? И все это время — видеть Ее, его, их вместе, их детей…

Господи, я верю, что Ты милосерд.

Лиши меня разума!

Я пес.

Я живу хорошо. Дом теплый. Еда.

Моя хозяйка добрая.

25.08.2002