Далия Трускиновская - Пустоброд Страница 3

А потом пустились наутек.

Ни о каком осмотре жилья уже не было и речи.

Вражда между кикиморами и домовыми не то чтобы совсем из области преданий, но, скажем так, имеет исторические корни.

Домовые сжились с людьми, называют их хозяевами, блюдут их интересы. Кикиморы же, наоборот, вредят. Все они – старые девки, никому не нужные, и коли одной из десятка посчастливилось, набредя в лесу на холостого и не шибко умного лешего, стать лешачихой, то прочие девять, маясь своим девическим состоянием, копят злобу и пакостят, где только могут. Особенно от них достается молодым хозяйкам – раньше пряжу путали, ткацкий стан разлаживали, молоко заставляли киснуть буквально на глазах, а также метили домашний скот, выстригая шерсть на боках. Иная вредная кикимора могла и девичью косу серпом отхватить, за что изгонялась знающим человеком в лес, на сухую осину, там и висела лет по десять и более, до полного отощания, скуля и воя на ужас всему лесному населению.

Теперь, когда бабы не прядут, не ткут, коров не доят, скота не держат, кикиморы заскучали. Они, устроив себе жилище в печной трубе, хнычут там целыми ночами. Задобрить их сложно – им бы мужика справного, а где его взять? Домовые этих красавиц, понятное дело, гоняют, и даже успешно гоняют. Но попадется кикимора поумнее – может и домового из дому выжить вместе с хозяином…

А, главное, искать в их поступках хоть какую-то логику – безнадежное дело.

Вот поэтому ни Аникей Киприянович, ни Неонила Игнатьевна, ни невестина мать с невестой даже не задумались, какой прок кикиморе в этом отводе глаз. Шкодит – и точка.

И Неонила Игнатьевна даже вздохнула с облегчением – свахи-соперницы, узнав про вмешательство кикиморы, наверняка отнесутся к делу с пониманием и отменят битье об заклад. Даже с определенной бабьей радостью отменят – все они обломали зубы об Трифона Орентьевича с его дедом, так что проказы кикиморы были бы неплохим наказанием для несговорчивого жениха! И даже слушок пустить можно – что жених-де уже кикиморой попорченный! Недоглядел деде – а они и того!

А вот Маланья Гавриловна, которую мать чуть ли не в охапке вытащила из заколдованного дома, призадумалась.

Она была девицей на выданье, а ничего домовихе так не хочется, как замуж. Опять же, девок у домовых мало, выбор женихов препорядочный, за кого попало девку не отдадут, и Малаша уже настроилась на лучшего в городе жениха.

Она еще не любила его – должна была полюбить при встрече. Однако уже видела в нем мужа. И то, что Трифон Орентьевич попал в беду, ее огорчило.

Пока сваха со Степанидой Ермиловной ахали, охали, причитали да клялись, что ноги их в этом доме больше не будет, а Аникей Киприянович благоразумно смылся, Малаша тихонько подошла к страннику. Тому, видать, было все равно, куда направить стопы, раз он без всякого движения стоял неподалеку от галдящих домових.

– А что, дедушка, – почтительно обратилась она, – кикимора только глаза домовым отводит, или чего похуже может натворить?

– Домовым? – уточнил унылый странник.

– Домовым.

– А не ведаю. Сейчас нам вот глаза отвела, а потом, может, дымоход заткнет, с нее станется.

Даже не задумавшись, откуда бы в доме с центральным отоплением взяться дымоходу, юная домовиха продолжала расспросы.

– Что же этот Мартын Фомич от кикиморы избавиться не может? Ведь к ним ни одна невеста не пойдет, коли там кикимора угнездилась.

– А кто его разберет…

– А ты не слыхал ли, дедушка, как ее извести? Может, наговор прочитать надо? Или можжевеловым дымом покурить?

– Почем я знаю!

Малаша задумалась.

– Послушай, дедушка! А какая она из себя? Большая, маленькая?

Странник поскреб в затылке.

– Разные, поди, бывают, – уклончиво отвечал он. – Я вот одну видывал – так с тебя ростом, пожалуй, была. Такая неприбранная, простоволосая.

– С меня? – и тут Малашенька, невольно поправив на голове платочек, крепко задумалась.

О том, что все кикиморы – старые девки, она знала. Так не пакостит ли здешняя, чтобы хорошую невесту от Трифона Орентьевича отвадить да самой за него замуж пойти?

– А лицом какова?

– Уймись, девка. Я на ее рожу не смотрел, – уже не очень вежливо отвечал странник.

И Малаша поняла, что кикимора, возможно, даже попригляднее домовихи будет. А что старая девка – так это потому, что их много развелось.

О том, кто и для чего рожает кикимор в таком количестве, вмиг ставшая ревнивицей Малаша даже не задумалась.

Она вспомнила, как нахваливала жениха Неонила Игнатьевна, и увидела его перед собой как живого – красавчика писаного, собой крепенького и нравом приятного.

Такого жениха нельзя было уступать приблудной кикиморе! Он, бедненький, поди, и не понимает, кто вокруг него петли вьет!..

То, что пришло Малаше на ум, было для домовихи отчаянной смелостью. Она вдруг решила отыскать жениха и открыть ему глаза на разлучницу. И пусть этот Трифон Орентьевич после попробует на ней не жениться!

Время было ночное, однако совсем немного оставалось до рассвета. Понимая, что мать вот-вот возьмет ее за руку и поведет из женихова дома прочь, Малаша бочком-бочком, да в щелку, да подвалом, да в неизвестно куда ведущую трубу – так и скрылась.

И не слышала, как сваха с матерью заголосили наперебой:

– Ахти мне! Кикимора невесту унесла!..

Аникей Киприянович хотел немного отсидеться в подвале, а потом уж пробираться в тот дом, где имел местожительство на чердаке. Он порядком испугался кикимориных шкод и затаился тихо, как мышка. Так бы и сидел, думая о своем, но вдруг услышал легкие бабьи шаги.

Аникей Киприянович стал отступать, но шаги его преследовали и по межэтажным перекрытиям, и по вентиляционной шахте. Это оказалось настолько страшно, что он тихонечко заскулил. Злая и голодная кикимора шла по его следу – а ростом эти твари бывают даже с человека, так ему рассказывала давным-давно бабушка. Схрумкает – и не подавится!

Стоило заскулить – шаги стихли. Очевидно, кикимора сообразила, где прячется домовой, и изготовилась к прыжку.

– Ты меня не тронь! – негромко, но по возможности внушительно предупредил домовой. – Я вот наговор скажу – и тебя отсюда ветром вынесет!

Никакого наговора он, понятное дело, не знал.

– А ты не грозись, тетенька! – отвечал дрожащий девичий голосок. – Я тебе за жениха глазенки-то повыцарапаю! Ишь, ловкая нашлась – чужих женихов отбивать!

– Какая я тебе тетенька?!?

Тут воцарилось молчание. Оба собеседника боялись пошевелиться.

– Это ты, Аникей Киприянович, что ли? – первой догадалась Малаша.