Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ) Страница 30

И когда свет окончательно исчез, стылый мрак начал окутывать сердце, а Этайн в испуге ухватилась обеими руками за Мидира, раздалась тихая мелодия. Она шла ниоткуда, словно от самой основы мира.

Подчиняясь ей, неярко засветились стволы, еловые колючки, сама почва под ногами. Золотистые шарики спускались сверху, пульсировали в воздухе, потихоньку оседая на руках и плечах, плавно ложились на землю.

— Не шевелись, — предупредил Мидир.

То ли миг прошел, то ли вечность. Мелодия закончилась, и шарики разлетелись во все стороны: птицами, светлячками, искрами. Но неяркий свет, разлитый по лесу, остался. Окутал фигуру Этайн, собрался короной на ее голове, и лишь потом медленно померк.

— Что-то не так, мое сердце? — потянулась к нему Этайн губами. — Ты удивлен!

— Наш мир и правда дал тебе свое благословение, — вымолвил Мидир. — Словно ты наша, Этайн. Ты — нижняя!

Цвет глаз восхищенно смотрящей на него женщины был очень похож на молодую хвою по весне.

— Я твоя, Мидир.

Ему слишком хотелось в это верить. Ему слишком хотелось сделать это правдой!

Этайн прижалась спиной, свела его ладони на своей талии. Подняв голову, произнесла еле слышно:

— Кто вы, откуда пришли?

— То ли со звезд, то ли… Никто не знает. Мы были праведными — отсюда слово «благие», и делали лишь правильные вещи. Потом, в этом мире, мы обрели свободу. И начали совершать ошибки. Вернее, мы получили три дара — магию, свободу и любовь.

— Это прекрасные дары.

— Не всем так показалось. Начались битвы — по поводу и без повода. Битва деревьев произошла из-за фразы, которую лесные не так поняли. Битва с фоморами… они просто украли у нас один дом! Потом фоморы определили себе «Закон», неблагие «Свободу», а благие «Слово». Мир длится много тысячелетий. Хотя бывают и… — он запнулся, не зная, как обозначить конец света, — катаклизмы.

— А как появились именно волки? — прошептала Этайн.

— Ты хитра, мой Фрох! Маг встретил волчицу, что оборачивалась человеком в полнолуние. И полюбил ее. Они жили долго, волчица родила ему сыновей… А он захотел, чтобы она была не только матерью его детей, но и осталась с ним навсегда, и сжег ее шкуру. Только оказалось, та шкура берегла ее облик. Она обернулась волчицей и убежала в лес уже навсегда. От их детей пошел наш род волков, — не слишком довольно закончил Мидир…

Они выбирались из чащобы, но очарование леса не покидало волчьего короля. Или очарование Этайн? Он спросил осторожно:

— Как ты оказалась у Мэллина?

Оборотившись к нему и поняв, что он не сердится, Этайн ответила:

— Ты приказал не забыть поесть.

— Я просил! — оскорбился Мидир.

— Разумеется! — фыркнула Этайн. — Воган приготовил что-то невозможно вкусное, а потом спросил о Мэллине. Я сказала, что вы говорили вчера… Воган ответил, что тогда на завтрак принц точно не явится, а кости сращивать проще на сытый желудок. Приказал стражу отнести ему еду, я решила помочь, немного не поняв насчет костей.

Мидир досадливо нахмурился в ответ на вопрошающий взгляд Этайн. Они вышли на дорогу обратно, и можно было не отвечать. Но Этайн не унималась:

— Насколько ты старше Мэллина, мое сердце?

— К чему этот вопрос, Этайн?.. Не смотри так, моя красавица! Хорошо, я старше его на десять лет!

— А насколько ты старше Джареда?

— Этайн, ты что-то задумала! Ладно, я отвечу, но если будешь продолжать в том же духе, тебе станет не до ответов!

— Итак?..

— Я старше Джареда на две тысячи и девятьсот лет.

— И ты еще удивляешься, мое сердце, что Мэллин захотел стать поводом для беспокойства! Ты не замечаешь брата больше двух тысяч лет, ты слушаешь племянника, которому едва есть сто.

Мидир отвернул голову, сделав вид, что любуется светом, играющим на далеких холмах.

— Послушай меня! Ты великодушен, мое сердце. А твой отец, король Джаретт, был властен до жестокости, нетерпим и воспринимал Мэллина как… не как родню, да?

— Как ты догадалась? — рявкнул Мидир, ухватив Этайн за плечи.

— Мой дорогой! — она смотрела все так же прямо и бесстрашно. — Может, ты стал похож на отца именно в том, в чем так сильно хотел от него отличаться?

У Мидира перехватило дыхание, а Этайн продолжала:

— Ты так хорошо обошелся с братом — сегодня! Он ведь тянется к тебе!

— Мэллин, и тянется? — недоверчиво спросил Мидир и отпустил плечи Этайн.

— Разумеется. К тебе невозможно не тянуться, мое сердце. И Джаред тянется, Алан, все твои волки — и Мэллин тоже.

— Мэллин только и делает, что дерзит и вредничает!

— Нет! И ты ни разу не назвал его своим волком, мое сердце. А ведь он даже в Верхний убегает лишь для того, чтобы привлечь твое внимание!

— Если бы это говорили не твои губы, Этайн, я бы назвал это чушью.

— Просто подумай об этом.

— Если не забуду, — проворчал Мидир, а Этайн расхохоталась, закидывая голову и блестя зубками, снова напомнив ему лесного зверька.

— Скажи еще, Мидир… — посерьезнела она. — Ты не дарил мне янтарного ожерелья? Эти огоньки в лесу… Опять голова закружилась. Странное ощущение. Словно я забыла что-то или потеряла, — Этайн провела рукой по серебристой змейке на шее.

— Нет, моя красавица, — ответил Мидир, еле обретя дыхание. И как его ельник мог так подвести?

— Видно, мне почудилось. Или приснилось, — виновато сказала Этайн. — Прости глупую птицу! — и пошатнулась.

Волчий король встревожился: Этайн была бледна до прозрачности. Мидир, уже не думая о приличиях, подхватил ее на руки и донес до дворца, а оттуда — до покоев. Она показалась ему легче обычного. Тревожное ощущение, что Этайн словно истаивает в его мире, только усиливалось.

Нужен был какой-то якорь, привязка для его королевы. Силки для солнышка. И Мидир, после заповедного леса, почти решил, какие.

***

Этайн лежала на спине, отстранившись от него, что уже было непривычно. Дышала быстро-быстро, странно, тревожно. Оттягивала змейку, словно та душила ее, а серебристо-черные браслеты, обвивающие запястья, казались оковами в розовой полутьме королевских покоев. Привстав, Мидир погладил Этайн по щеке тыльной стороной ладони, но ресницы все так же трепетали, губы вздрагивали, а веки были плотно сжаты.

Волчий король коснулся губами ее виска…

Черный замок глазами Этайн кажется Мидиру непривычно темным, незнакомым, недоброжелательным, даже зловещим. Она спешит длинными бесконечными коридорами, задыхаясь от испуга и быстрого бега, чувствуя за спиной жаркое дыхание погони. Легкокрылой вспугнутой птицей, что сама летит в силок.

Проход есть только в одном месте, но это иллюзия, и Этайн трогает зеркало. Черная поверхность не отражает ничего: ни замка позади, ни даже ее саму.

Этайн переступает с ноги на ногу. Ей неудобно, подняв подол из черного шелка, расшитый серебром, она с недоумением смотрит на одну ногу, обутую в серебряную туфельку, и босую вторую. Легкий смех заставляет поднять голову и устремить взгляд вперед. Там, во тьме черного зеркала, другая Этайн, в желтой тунике и одной сандалии с высоким переплетением золотистых ремешков, в солнечном блеске браслетов на запястьях, лодыжках. И с янтарным ожерельем на шее.

Этайн из настоящего замирает. Замирает и все вокруг. Она протягивает руку, касаясь призрачной Этайн из прошлого, они сливаются в одно.

Позади темным контуром вырастает фигура Эохайда. И не в самом лучшем его виде.

Эохайд заходит в палатку.

Видимо, решает Мидир, дело было не слишком далеко от вересковой свадьбы.

Эохайд немного пошатывается, а глаза светлые, блестящие — по всему следует, что выпил, и выпил много. Вино, которое ши пьют как воду, усиливает желание у людских мужчин, а голову туманит. Иначе бы…

Мидир догадывается, что сейчас произойдет, и чуть не рвет сон.

…иначе Эохайд не привлекал бы Этайн — ждущую его нежную Этайн! — к себе, не обращая внимания на ее сопротивление. Укладывает на низкое ложе, раздвигает бедром ноги…

Темнота. Видимо, не в силах смотреть, Этайн сжимает веки. Она хотела бы и не чувствовать, но не может.

Боль, разочарование, обида Этайн передаются Мидиру слишком явственно.

Этайн поворачивает голову, открывая глаза на тихий звук — птица напротив нее опускает крылья, словно они перебиты.

Мидир, не выдерживая, выныривает из сна.

Как он не увидел, не заменил, не стер это воспоминание? Разве что… Этайн прятала его даже от самой себя.

Она, судорожно закашлявшись, очнулась. Мидир, сидя на краю постели, спиной ощутил ее взгляд. Расцепил сжатые кулаки, замедлил дыхание, тщетно пытаясь успокоиться. Собственная спальня показалась ему мрачной и темной, и Мидир вновь вернулся мыслями в сон.

Эохайд взял ее без подготовки, мало того — видя, что ей не нравится, и она не хочет!