Лесса Каури - Золушки из трактира на площади Страница 30

Пип успел положить одну руку на плечо рванувшему к нему Весю, а другой — уронил в подставленную ладонь стражника монету.

— Дай мальчикам поговорить, — добродушно улыбаясь, попросил он. — Видать, они старые знакомцы!

Монета волшебным образом исчезла. Сержант отодвинулся, но пальцем погрозил:

— Не баловать мне!

Оборотень шагнул к собратьям, окружившим его, словно воробьиная стая краюху хлеба.

— Пресветлая богиня, — тяжело вздохнул Пип, оглядывая мальчишек, — худые какие, грязные! Откормить бы их…

Матушка молча погладила его по плечу. Жизнь несправедлива, раз не дает возможности помочь всем нуждающимся, но людям ли о том судить?

— Почему они до сих пор в цепях? — раздался спокойный голос, и площадь погрузилась в тишину, будто упала в обморок.

Бруни могла бы и не оборачиваться: она сразу поняла, чей это голос.

Лихай Торхаш Красное Лихо вышел вперед и встал вплотную к офицеру. Так близко, что это могло бы показаться неприличным… но показалось — пугающим. Стражник невольно сделал шаг назад.

— Снимите цепи, — приказал Лихай.

— Но…

— СНИМИТЕ.

Офицер развернулся, достал ключ и чуть было не подпрыгнул от неожиданности. За ним стоял Весь, протягивая ладонь. Ключ упал в нее. Оборотень присел на корточки и занялся кандалами.

Лихай улыбнулся одними глазами, коротко кивнул Бруни и Пипу и, оглядев затихшую толпу, сообщил:

— Приемная комиссия начинает работу. Абитуриенты заходят по одному, сопровождающие, если есть, ждут у дверей, пока не позовут. Те, кто будет жить в казарме при университете, возвращаются сюда и собираются в углу у фонтана. Остальные могут идти домой. Результаты приема, дату начала занятий и расписание можно будет увидеть через неделю на доске объявлений при входе в университет. Рекомендую не забыть!

И он двинулся через толпу, разрезая ее, будто горячий нож масло, к массивным дверям из красного дерева. Абитуриенты потянулись за ним несмелым ручейком, который ширился, становясь полноводной рекой, шумной, неукротимой, дикой.

— Позвольте пройти, — голос Веся был вежлив и холоден.

— Щенок! — обозленный разговором с Торхашем, рявкнул офицер и занес над головой мальчика ладонь, собираясь дать оплеуху. — Пошел прочь!

Матушка сжала кулачки, но… не вмешалась и придержала Пипа, сделавшего было шаг к ним.

— Я отведу их, чтобы занять очередь в приемную комиссию, — глядя стражнику в глаза, сообщил Весь — нет, Веслав Гроден из Черных ловцов. — Как сопровождающее лицо вы обязаны следовать за нами. Рахен, построй ребят по трое и проследи, чтобы никто не дал деру. Здесь им всяко будет лучше улицы!

Офицер, видимо, потерял дар речи. Промолчав, опустил руку. Оглядел выстроенных мальчишек, которые, в свою очередь, глазели на него, и ощутил неприятную слабость в желудке.

— За мной! — негромко скомандовал Весь.

Под босыми ногами бывших арестантов зазвенели сброшенные цепи.

— Ну что там было-то? — тормошил Пип Бруни на обратном пути.

По дороге домой завернули на рыночную площадь, и теперь Матушка выбирала груши для субботнего десерта — не очень крупные, спелые, но еще плотные и — обязательно! — ароматные. Складывала в корзину, которую держал чрезвычайно задумчивый Весь.

— Спросили у Веся, умеет ли он читать и писать, — ответила она. — Дали прочитать какой-то свиток, а он потом переписал из него слова. Без ошибок! — Добавила с такой гордостью, будто сама его учила. — В кабинете стоит длиннющий стол, а за ним сидят четыре человека и четыре оборотня. И полковник Торхаш среди них.

— А принц? — уточнил повар.

Матушка пожала плечами.

— Люди там все в возрасте… такие благообразные, один в мантии мага. Нет, принца точно не было!

Она даже ощутила легкое сожаление: могла бы сегодня увидеть его высочество Аркея даже ближе, чем Ванилька! А потом улыбнулась глупым мыслям и продолжала:

— Один из оборотней — Ванилле бы понравился! — такой широкоплечий, статный. Волосы в хвост на макушке собраны — смешно смотрится! А глаза, как два ледяных осколка — синие-синие. Так вот, он спросил у Веся что-то на своем языке. Весь, что он сказал?

— А? — очнулся от раздумий мальчишка. — Он спросил, сколько мне лун и как звали моих родителей. И знаю ли я старые предания о нашем народе. Я ответил, как мог!

— Он ответил, как мог! — Матушка ласково коснулась ладонью его горячей макушки. — А потом нас послали в соседний кабинет, где сидели за столами несколько писарей. Те посмотрели бумаги, записали что-то в своих книгах, дали мне подписать прошение к его высочеству о приеме на спецфакультет и отправили нас восвояси.

— Я не думал, что это будет так! — вдруг воскликнул Весь. — Бруни, почему это было так просто?

Пип хмыкнул.

— Потому что Аркею нужны бойцы, а не алхимики или астрологи! — пояснил он. — Умен наш принц, ничего не скажешь! Выдумал спецфакультет как повод собрать вас, обормотов клыкастых, под одной крышей! И вступительную планку занизил, чтобы все прошли, кто по признаку крови годен! Теперь и в тюрьмах место освободится, и на улицах поспокойнее станет. Те мальчишки в кандалах — твои знакомцы?

Оборотень коротко глянул на него, проворчал:

— Встречались! — и потерял к разговору всякий интерес.

Матушка поймала взгляд мальчика: чернильной тенью мелькнула память на дне его глаз. Встречались — удирая от разъяренных хозяев украденного съестного, ночуя на сеновалах, под мостами или где придется. Встречались — получая тычки, пинки и оплеухи от честных граждан, а то и ведро кипятка, выплеснутое ночью из окна на тех, кто копается в мусорках. Встречались — за решетками и в цепях. Встречались — лишенные семьи и тепла, истерзанные страшными воспоминаниями, но не потерявшие свою суть!

— Намучаются с ними поначалу, — покачал головой Пип, когда Бруни взяла его под руку и они двинулись вдоль торговых рядов. — Ну да ничего! Знаешь, я впервые видел столько оборотней в одном месте. Прав Аркей — пущай служат Родине, а не против нее — ворьем и разбоем!

Матушка кивала, соглашаясь. И очень надеялась, что когда-нибудь Весь отведет несправедливую смерть от кого-то, как отвел ее Кай от Лихая Торхаша. И неважно, кто это будет — другой оборотень или человек!

О Золотых днях в народе шла молва, будто Пресветлая, тоскуя по лету, погружает землю в сладкий сон, полный света и тепла. Правда то была или выдумка, но именно в это время улетали на юг птицы, заставляя воздух звенеть от прощальных криков, а ласковая погода выманивала на улицу даже тех, кто обычно предпочитал не покидать четырех стен. И небо высоко раскидывало голубой безоблачный плат, под которым полнил сердца тоской по несбыточным мечтам прощальный птичий гомон.