Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! (СИ) - Юраш Кристина Страница 30

Коряга проскрипела.

— Эх! Думаешь, Лешим хорошо быть? — вздохнул Семен Семенович. — Только куропатки разведутся, зайцы сдохнут! Зайцев разведу — лисы перемрут! Благо сосед у меня — леший. Молодой, красивый! Девки в лесу просто поселились! Все ягоды и грибы собрали! До того красивый, что девки даже зимой за грибами и ягодами ходят! Чернявый, зеленоглазый, рогатый… Ой, может, я тебя ему просватаю? А? А я за тебя лес в приданое отдам! Этот лес! А сам на квартиру уйду! К жене!

— Метелица! Буран! — крикнула я, не открывая глаз.

— Да идут, идут! Позвал я их уже! — проскрипел Леший. — Ты подумай, хорошенько! Ведь все равно обману! Потом спасибо скажешь!

Глава двадцатая. Ягагасебе!

Я чувствовала, как кружится голова. Еще бы, когда вокруг тебя темнота, а тебя куда-то везут, голова будет кружиться еще как!

— Долго еще? — спросила я, намертво вцепившись руками.

— Почти приехали! — послышался голос Бурана.

Я помню, как мы остановились, а я нащупала шкуру волчицы.

— Пойдем, отведу тебя в твои покои, — вздохнула Метелица, исполняя роль собаки-поводыря. Потом у меня был медведь-поводырь.

— Вот, дерфы, — послышалось фырканье Метелицы. Я нащупала повязку и с облегчением завязала себе глаза.

Теперь можно открывать их сколько влезет! Все равно, кроме темноты ничего не видишь!

— И вот что мне теперь делать? — спросила я. — Как людей спасать? А вдруг кто-то потеряется? Мне его по лесу на ощупь искать?

— Да-а-а! Беда-а-а! — проворчали звери. — Ты сама зачем у Весны любовь-то просила!

— Я? Просила? — ужаснулась я. — Да мне проще фонарик со сменным комплектом батареек попросить, чем любовь! Это Леший! Решил открыть передачу: «Давай поженимся напоследок»!

— Да, Леший, он такой! — проворчал Буран. — Себе на уме! Че хочет, то и творит!

— Может, он Елиазару гадости делает? — спросила Метелица. — Ты точно подарки никакие не просила?

— Слушайте, если бы я просила подарки, то это было бы примерно: «МРТ головного мозга и набор сковородок!», а уж никак не любовь! — возмутилась я, считая себя человеком практичным.

— Это тебе к Яге надо! — послышался голос Бурана откуда-то справа. — Она все знает!

Отлично! В моей адресной книге нечисти, как раз осталась графа «Баба Яга».

— К бабе Яге? — спросила я, вспоминая детские сказки с избушками на курьих ножках и вывалившихся из нее старухой.

— Не к бабе, а к Яге! Ягине! — послышался голос волчицы. — Назовешь ее бабой Ягой, она тебе такое устроит!

— Вы серьезно? Она здесь… эм… водится? — продолжала удивляться я. Мне кажется, я попала в огромную сказку. И теперь ее читают детям, упуская моменты поцелуев с Елиазаром.

— Ни с кем она не водится! — возразил Буран. — Так, живет себе, в избе своей! Путь в Навь охраняет!

— Тогда чего мы сидим! — удивилась я, ощупывая повязку. — Давайте, к Яге!

Меня кое-как вывели из дворца. Мне удалось взобраться на Бурана.

— Поехали! — погладила я Буранушку по голове.

— Поехали! — послышался голос Бурана с другой стороны.

— Яга, да… Она все знает! Все ведает! И наверняка знает, как тебе помочь! А еще ме-е-ед у нее есть… Вкусный!

— А, вот почему к Яге! — вздохнула я, усмехнувшись.

— Только смотри! — предупредила волчица слева. — Яга она очень своенравная! Будет тебя пытать-испытывать! Ежели где ошибешься, все! Никакой помощи! Один вред сплошной! Будешь у нее в избе сидеть!

— Если только съесть не захочет! — поддакнул Буран.

— Ребята, а почему вы только сейчас мне об этом говорите? — спросила я, немного ежась. Нет, главное, чего стоит сразу сказать. Операция рискованная! Подумай хорошенько! Но нет, я узнаю на половине пути о том, что меня будут испытывать!

— Все! Приехали! — послышался голос Бурана. — Вот она! Избушка!

Я неуклюже слезла, ощупывая повязку на глазах.

— Страшная, — в голосе Метелицы послышался страх. — Жуть-то  какая! Недаром все зверье держится от нее подальше!

Понятно. Как хорошо, что я этого не вижу! Здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы, как дураки весь снег стоптали тут.

— Яга! — позвала я, чувствуя щекотливые мурашки по коже.

— Ягусенька! Матушка Ягиня! — подсказывали звери.

— Кто здесь? — послышался сиплый старческий голос. Что-то захрустело, затрещало. Примерно так же, как я просыпаюсь с утра.

— Я, Снегурочка, — вздохнула я, слыша, как что-то ворочается. — Пришла помощи просить!

— Помощи, говоришь? — снова послышался старческий голос. Она что? В окно высовывается? — А с чего это мне тебе помогать!

— Ладно, — пожала плечами я.

— Ты кудой! Сюды иди! Что стряслось? — послышался голос Яги.

Краткий триллер про Лешего, Мизгиря и Весну-Красну был обильно сдобрен характеристикой каждого. Я не скупилась на комплименты, щедро обмазывая каждого «желающего мне только добра» участника этого действа. Вот только никто из них не спросил, а что мне надо?

— И чем же я тебе помочь-то должна? А, Снегурка? — снова послышался голос Яги.

— Сделать так, чтобы я снова смогла смотреть на мужиков! — заметила я, чувствуя, словно пришла к психологу и принесла шестьдесят килограмм моральной травмы!

— Эх, Снегурка, попарила бы я тебя в баньке, да растаешь! А то так разговоры не ведутся! — послышался голос Яги. — Ладно, иди сюда!

Я пошла наощупь, пытаясь определить направление.

— Левее! Правее! Еще правее! — командовала Яга, пока я ковыляла, выставив руки вперед «поднимите мне веки и самооценку».

Наконец-то под моими пальцами скрипнула дверь, на которой я повисла.

— Иди, садись! — проскрипел голос. В доме пахло травой и сдохшей кошкой. Я уселась на скамейку, терпеливо ожидая.

— Ну, смотри, девка! Не первая ты и не последняя Снегурочка. Весна-Красна уж больно Елиазара любила и любит. Вот и ревнует его с Снегуркам.

— А он что? — спросила я, узнавая чужие подробности личной жизни.

— А что он? Сроду никого не любил! А Весна к нему и так, и эдак! Вот теперь и дарит Снегуркам дар любви! Снегурки-то парней в лесу встречают. А кто-то возле деревни стоит… Скучает. Вот и встречают первого встречного. Они ее домой приводят. Дома очаг домашний. Печка… Повернулся мужик, а там заместо Снегурки лужа, — усмехнулась Ягиня. — Нельзя Снегуркам к людям в дома заходить. Бояться надобно огня, как огня!

— Отлично! — усмехнулась я, почесав повязку. У меня под ней все дико чешется. — Что дальше?

— Я смотрю, ты догадалась, что сделать надобно! Впервые такую вижу! — усмехнулась Яга.

— Ага, бегу-несу любовь, чтобы не расплескать по дороге, — грустно вздохнула я. — Можешь чем-то помочь?

— А чем я тебе помогу? — вздохнула Яга, пока я снова чесала нос.

— Я что? Теперь до весны я прослыву очень «шарящей» бабой? — расстроилась я. — Может, есть способ какой? Мне людей из лесу спасать надо!

— Эх, кого-то ты мне напоминаешь! А кого вспомнить не могу! Но нет! Не скажу. Даже не проси! — огрызнулась Яга. — Не скажу! Опасно это! Даже для тебя, Снегурка!

— Так, либо ты мне говоришь, как снять это все! Или я снимаю, — прокашлялась я. — Смотрю на тебя очень внимательно, а потом тебе вместе с твоей избушкой переехать придется в другой лес! Но я тебя найду. Я буду петь тебе серенады под окном, посвящать корявые стихи, испишу все деревья вокруг: «Снегурочка плюс Яга вместе навсегда!», буду ревновать к каждому столбу, преследовать. А когда мне захочется в туалет, я напишу на снегу твое имя! Ты этого хочешь?

Будет все, как в сказке, которые я искренне не любила еще с детства.

В детстве для меня все сказки заканчивались вопиющим актом каннибализма.

И станем мы жить, поживать да «Добрана жевать»!

Бедный болгарский мальчик Добран, в моем детском понимании, заслуживал куда лучшей участи.

Он ходил жеванный по дворцам и теремам, потирал жеванные принцессами, царицами, Иванами и принцами места. И страдал неимоверно.

Детское воображение рисовало бедного Добрана в окружении главных героев, жующих то его руку, то его ногу. А он стоит, зажмурившись и понимает, что без него конец сказки просто невозможен!