Анатолий Радов - Изгой: По стезе Номана [СИ] Страница 30

Покупала уже кому-то? — хотел было спросить, но во время передумал. Лишний вопрос.

— Ещё два золотых останется, — добавила она, и в её голосе уже не было обиды. Совсем другая интонация. Она просто, без задних мыслей высчитывала, прикидывала, распределяла мужний доход, как это, наверное, делают все жёны.

Ты бы смог взять меня в жёны?.. Поклянись Номаном…

Воспоминание ворвалось в мозг стрелой, пробило навылет довольство, больно откликнулось в сердце. Я быстро поднялся, Журбина испуганно дёрнулась, принялась собирать в темноте монетки, которые посыпались на матрас.

— Что ты? — выдохнула одним словом, а я молча потянулся к одежде.

— Что-то не так? — осторожно спросила она, прекратив собирать монетки.

— Всё нормально, Журбина. Просто мне, наверное, уже пора. Не хотелось бы палок получить.

Я почувствовал её ладошку на спине.

— Тебя уже били. За что?

— Повздорил с одним аристократом, — соврал я, одновременно думая, а как она отнесётся к тому, что я раб? Не может быть, чтобы, как и Мариша.

Но проверять не стал. Натянул быстро одежду, застегнул пояс с ножнами, коротко поцеловал и выбрался из повозки. Журбина выглянула следом, обнажённая, в свете выглянувшей из-за облаков местной луны похожая на хрупкую нимфу.

— А что с двумя золотыми делать? — задала вопрос.

— Нож купи. Лезвие длиною не больше ладони, — я бросил взгляд на её кулачок упирающийся в дно повозки, улыбнулся и поднял руку. — Моей ладони. Мне бриться нечем.

— Угу, — кивнула она с самым серьёзным видом.

— Всё. До завтра.

Я показал ей «викторию», хотя ни разу не видел этого жеста в Отуме, и развернувшись, торопливо зашагал меж повозок. Пощупал карман, в котором лежала объяснительная, и прибавил темп. Чревл его знает, сколько уже времени прошло.

Бледноватый свет луны, то и дело скрывающейся в облачной дымке, всё же позволял хоть как-то различать дорогу. Но по ней идти я не решился, увидев пару храмовников вышагивающих по едва различимому в ночи полотну. Возможно патруль.

Взяв правее, рванул между палаток, рискуя заблудиться, но вскоре оказался на знакомой грунтовке. Ещё прибавил темп, поглядывая влево. Вот он знакомый силуэт виара, вот тренога. Правда, бочку уже сняли и оттащили на место.

— Так, это что такое, воин? — остановил меня грубый голос, едва я замер у штандарта, пытаясь в бледно-жёлтом свете разглядеть номер легиона и девиз.

От тени одной из палаток отделилась и двинулась ко мне фигура. Я вытянулся в струнку и полез в карман.

— У меня объяснительная от викариуса Артуно Верлонского, — проговорил, напряжённо глядя на незнакомого мужика в форме лег-аржанта. — А это тринадцатый легион?

— Ты чё, легионер, совсем оборзел? — холодно ответил мужик. — Пил?

— Никак нет, мин лег-аржант. Заблудился. У меня объяснительная есть, — повторил на всякий случай. — Я из «последков», только вчера гурт из наших собрали. Я в гурте Лостада… этого… — чревл, не помню фамилии, или как тут говорится — второго имени.

— Не промазал, воин, — хмыкнул мужик, приближаясь вплотную и придирчиво оглядывая меня. Даже шмыгнул пару раз носом, пытаясь уловить запах хорского. — Ночью я за него. Меня зовут Линк Сатрок, а проще — лег-аржант. Так и обращайся. Ладно, давай свою объяснительную.

Я быстро достал и протянул ему сложенный пополам лист.

— Вот.

На его ладони тут же вспыхнул маленький жёлтый шарик, он развернул лист, и ладонь с магическим фонариком застыла над белым прямоугольником бумаги.

— Сойдёт, — кивнул он спустя какое-то время. — Свободен, воин.

Я отдал честь, ударив кулаком по левому плечу, и бегом направился к своей палатке. Губы тронула лёгкая улыбка. Если не придираться к нюансам, в этот миг я был почти счастлив.

Глава двенадцатая

— Гурт, по-о-дъё-о-ом!

Истошный крик, выдёргивающий из сна рывком, за шиворот утреннего сновидения. И следом звон, протыкающий слух тонкими иглами. Высокий, доходящий до свиста, со стереоэффектом. Ударяют чем-то металлическим по металлическому.

Ничего не соображая, я подскочил, ещё одной половиной находясь в сновидении, откинул грубое шерстяное одеяло, которое обнаружил свёрнутым на лежаке, когда вернулся, принялся опоясываться. Пальцы торопливо вцепились в лямку, застегнули на автомате. Натянул сапоги. Потом бросился к верёвке, расстегивая на ходу дублету.

Ночи уже были ощутимо холодными, и я решил спать в своей достаточно тёплой дублете, а придёт время, так и рубаху под неё буду натягивать. Сорвав с верёвки штурмовку, брезгливо поморщился и вздрогнул, представляя, как надеваю это на голый торс. Муштровка не просохла, как следует.

Но переборов мерзкое ощущение, всё же напялил её, швырнул скомканую дублету на свой лежак, и потирая глаза, рванул к выходу. Ближайший источник звона замолк, но тут и там, чуть дальше, звон продолжал раздаваться. Просовывая муштровку под пояс, я продолжал двигаться вперёд, в толпе таких же полусонных «броуновских частиц». У входа возникло лёгкое столпотворение. Сорок спешащих рыл не могут в течение нескольких секунд организованно и красиво протиснуться в проём всего в два метра шириной. Глядя на пояс, наткнулся на кого-то, выматерился на чистом русском и поднял глаза.

Нифига себе, откуда у нас такой здоровяк? Разве был?

Здоровяк тем временем выбрался наружу, остановился, как и я, поправляя пояс с ножнами. Я взял левее, чтобы обогнуть его и тут он обернулся.

Ноги тут же вросли в землю. Чревл! Моя челюсть поползла вниз, а глаза здоровяка стали округляться. Но меня уже толкнули в спину, и я, дёрнувшись вперёд, по-инерции побежал дальше.

Твою сурдетскую мать! — заметалось в голове. — Это же сукин сын Нюх. Да не может такого быть! О, Великая Эри…

Я бежал к плацу, чувствуя спиною его взгляд, казалось, даже слыша его шаги отдельно в гулком топоте остальных.

От каждой палатки к плацу тянулись десятки человек. Выстраивались быстро, каждый на своё место. За неумение его запомнить — две палки. Так сказал Лостад, может, и шутил, но проверять никто не стремился.

Я стал во вторую шеренгу, бросил взгляд вправо. Наши с Нюхом взгляды встретились, замерли хищниками перед броском на жертву.

А Лостад уже чинно вышагивал вдоль продолжающего строиться гурта, заложив руки за спину.

— Воины! — начал вещать он, когда все четыреста человек стали единым квадратом. — Запомните. Каждое утро у вас будет двадцать минут на приведение себя в порядок. Потом завтрак. После завтрака разгружаем телеги.

Лостад замолчал, видимо ожидая, когда кто-нибудь что-нибудь ляпнет, но все уже давно поумнели и ртов не раскрывали.