Дмитрий Кузьмин - Лис. Сказания Приграничья (СИ) Страница 30

Если первое убийство я мог списать на рефлексы тела, то оправдаться в этот раз не получилось бы. Все как учили на кендо. Поднырнуть под противника, перенести вес тела на выставленную вперед ногу. Перед глазами поплыли красные мошки. Воздуха не хватало, легкие начинали жечь. Терпеть.

Если бить на вздохе, удар может сместиться. Ключевой рывок всегда делается в момент, когда воздуха нет.

Я рванулся вперед, потерял равновесие. Меч нашел опору — грудь кочевника. Глаза степняка закатились, когда клинок насквозь прошил его легкие. Похоже, попал между ребер — хруста проламываемых костей не слышно.

Держась за рукоять дрожащего меча, я ударил ногой по второму. И снова попал — в низ живота. Так, что летящая мне в голову сабля поменяла траекторию, выпала из рук кочевника. Он схватился за живот, рухнул на колени. Если бьешь ногой, то бей в нужную точку на теле. Туда, где мышцы наиболее слабы, там, где они соединяются тонкими волокнами.

Я выдернул меч, тот выскользнул из тела степняка, словно резал масло. Стараясь не думать, с силой продолжил движение клинка и обрушил его на шею приходившего в себя кочевника. Тот, еще не оправившись от боли в животе, вскрикнул. Лезвие прошлось по шее, сделало глубокий надрез. Сквозь пальцы, которыми кочевник пытался закрыть рану, хлынула кровь.

Наконец я вздохнул. Полной грудью. Приказал себе взглянуть на кочевника — тот лежал еще живой, елозил ногами по земле в предсмертной агонии. Не думать. Не пытаться понять, что только что натворил.

Неподалеку показался затылок Ольстерра. Сеттерик рубился в гуще кочевников. Больше самого высокого степняка минимум в два раза, воин врывался в кучи сражающихся, сметая воинов на пути. Меч работал плавно и быстро, словно мельница в ветреный день. Одни гибли от стали, других Ольстерр не стесняясь отшвыривал пудовыми кулаками.

Сколько полегло от его рук? Похоже, в этой бойне никто не считал количество убитых.

Ольстерр дрался с упоением, не замечая вокруг себя ничего, кроме ватаги наседающих кочевников. Вокруг меня драка чуть рассосалась. Пока я разбирался с двоицей степняков, рубка перенеслась чуть дальше, в глубину улицы. Я аккуратно, стараясь не наступить на лежащих мертвых и раненных, двинулся в сторону Сеттерика. Шаг, еще один.

Сбоку выскочил кочевник, молодой, еще совсем парнишка. Без засаленных волос, со смуглым, но не сморщенным лицом. Ринулся на меня, держа меч под углом. Я, не прекращая пути, отмахнулся от врага, поставил подножку. Почему не убил?

Кочевник, ругаясь, растянулся на земле, уткнулся в труп своего сородича. Я чуть присел, добавил ему удар плоской частью клинка по затылку. Тот лишился чувств, привалился к мертвому товарищу. Я заметил, что мой клинок измазан кровью, на стали остались небольшие ошметки чего-то черно-красного.

Приказал себе идти дальше. До Ольстерра не больше двух шагов. Воина окружили кочевники, он бился одновременно с пятью. Работал мечом уже не как рыцарь, а скорее как богатырь дубиной. Отталкивал наседающих врагов, разрубал нехитрые кожаные доспехи. Один из кочевников остался без руки — отсеченная от плеча, та упала в кучу тел. Так и не разжавшиеся пальцы продолжали держать меч. Ольстерр захохотал, глядя на кочевника, который в безумии пытался атаковать его оставшейся целой рукой. Не обращая внимания на хлещущую кровь, степняк выхватил из-за пояса кинжал и бросился на врага. Сеттерик, не прекращая смеяться, вонзил ему меч в живот. Выдернул обратно, поворачивая рукоять по часовой стрелке, наматывая веревки кишок на лезвие.

Я крепче ухватил меч, приготовился. Позиция хорошая — кочевники не обращали на меня внимания, их занимал беснующий Сеттерик. Я подкрался к врагу сзади, поднял клинок. Один удар — и бежать. Сквозь дерущихся, наружу, на свободу. Отомстить за Кэттона.

Меч был готов ударить, был занесен. Но я никак не мог решиться. Храбрости не хватало? Отваги? Перед глазами, которые щипало от пота и дыма, возникла картина. Вот Сеттерик бьет Кэттона, разрубает его практически пополам. Так, что кровь брызжет в стороны. Отталкивает его ногой, пытаясь выдернуть меч.

Я сжал пальцы, чувствуя, как рукоять скользит в мокрых от крови и усталости руках. Гарда врезалась в пальцы. Пора?

Я выдохнул. Картинка перед глазами поменялась. Вот падает, булькая, первый убитый кочевник. Вот стонет второй. Третий пытается зажать горло, дергая головой так, что она готова оторваться от перерезанной шеи.

Что мне терять? Руки и так в крови. Одним больше, одним меньше. Зато Кэттон будет отомщен?

Я не мог найти ответы на эти вопросы. Меч задрожал.

Если ты мог ударить и понимал, что должен, но сердцем чувствовал, что не стоит. Это не значит, что ты струсил. Это значит, что время удара еще не пришло.

Так говорил сенсей, рассказывая о принципах боевых искусств. Каждый воин порой сомневается — действительно ли сердце шепчет, что не стоит так делать, или это проснулся страх? Важно найти отличия между зовом сердца и страхом. А если сомневаешься и есть шанс отступить — лучше отложить решающий удар.

Я опустил меч. Да, руки мои оказались в крови, и вряд ли я забуду, как булькает кровь в перерезанном горле. Но убить со спины, не защищая себя, а ради мести — пока не готов. Но только пока.

Я отступил. Развернулся, побежал прочь, к воротам. Людей стало меньше — если еще несколько минут назад деревня была заполнена сражающимися, то сейчас смерть собрала богатый урожай, и поле бойни уменьшилось. Нет, практически везде дрались — около сгоревшего шатра рубились пять кочевников против десятка рабов. Пленники деревни терпели поражения — хоть и было их больше, но закидать шапками врагов не удавалось. Степняки привыкли к быстрым движениям, они тенью скользили вокруг неумело замахивающихся крестьян и убивали. Неподалеку тройку стражников теснила группа нападавших. Но здесь ситуация была обратной — хоть стражников оказалось меньше, но они были закалены в боях и умело управлялись с мечами.

Закидать шапками защитников деревни не удалось — волна нападения захлебнулась и превратилась в массу локальных стычек. Я бежал, оглядываясь по сторонам. Пока что везло — кочевники уже выбрали себе врагов, а я не стремился присоединяться к защитникам деревни. Не моя это война.

Около разбитых ворот оказалось людно. Я чертыхнулся, спрятался за тлеющие коробки с провизией, которые так и не успели перенести на склады. Не меньше десятка пеших стражников и пятерки всадников сдерживали напор кочевников. Рубились, защищая уже свои жизни, не думая о деревне и воинском долге. Я залюбовался движениями всадников — офицеры Ольстерров по праву носили ленты, выделяющие их среди обыкновенного войска. Огромные, как на подбор, рыцари, наносили рубящие удары с такой силой, что сабли кочевников или вылетали из рук, или ломались у основания, оставляя в пальцах изумленных нападавших бесполезные рукояти.