Сергей Шведов - Меченые Страница 30

Одежда на нем висела лохмотьями, но смотрелся он победителем. Плешивый, мягко улыбаясь беззубым ртом скромно держался позади.

Туз молча швырнул мешочек с золотыми на стол.

— Что-то ты не больно ласков, хозяин, — криво усмехнулся Лихой.

Подошедший сзади Бес положил ему руку на плечо:

— Бери этот мусор, дядя, и катись отсюда, пока я тебя не приласкал.

Лихой сгреб мешочек со стола и, не кланяясь, направился к выходу. Плешивый предусмотрительно выскользнул первым. В дверях Лихой обернулся:

— Родись у меня племянничек с чертовой меткой, я бы удавил его еще в колыбели.

Бес швырнул в наглеца кувшин с вином, но Лихой уже успел скрыться за дверью.

— Сволочи, — выдохнул он, оказавшись на улице.

— Деньги-то заплатили, — утешил его Плешивый.

Быстрым шагом, то и дело оглядываясь, приятели двинулись к ближайшему проулку. Закутанный в длинный плащ человек отделился от стены и скользнул за ними следом.

— Что деньги, — Лихой никак не мог успокоиться, — они мне в душу плюнули!

Плешивый расхохотался:

— Никогда не думал, что у тебя столь чувствительная душа.

Лихой побагровел от гнева, и его приятель благоразумно оборвал смех.

— Брось, — заметил он примирительно, — что взять с меченых.

— Чертово отродье! — выругался Лихой.

Приземистая фигура в темном плаще неожиданно преградила им дорогу. Лихой вздрогнул, Плешивый подался назад, нащупывая на поясе нож. Незнакомец не мигая смотрел на негодяев бесцветными замороженными глазами.

— Не узнал, Колобок? — Голос незнакомца был под стать глазам, глухой и безжизненный. — Давненько мы с тобой не виделись.

— Тебя забудешь, — не слишком любезно буркнул Лихой, но на его лице Плешивый не увидел обычной самоуверенности.

Незнакомец улыбнулся: тонкогубый рот треснул наискось, обнажая пожелтевшие зубы.

— Что тебе нужно, Негор? — В голосе Лихого Плешивый уловил заискивающие нотки и очень этому удивился.

— Не бойся, — Негор запахнул плащ, — я не стану требовать с тебя старый долг и хорошо заплачу за новую работу.

Молчун повернулся и, сделав негодяям знак следовать за собой, быстрым неслышным шагом двинулся вперед. Плешивый положил ладонь на рукоять ножа и вопросительно глянул на приятеля. Лихой отрицательно покачал головой, выглядел он в этот момент бледнее обычного.

Гильдис неподвижно сидела в кресле у камина, не отрывая опухших от слез глаз от пляшущего привычный танец огня. Минуло двое суток со дня смерти отца. Муж метался в горячке, не приходя в сознание, и в бреду кричал что-то о золоте и Башне. В душе молодой женщины родилось неясное подозрение. Оно то исчезало под тяжестью нахлынувших забот, то возникало вновь, терзая и без того истерзанное горем сердце. Золото, которое она передала Тузу во время их последней встречи, похоже, сыграло в последовавших событиях свою зловещую роль. Гильдис знала о приезде Туза в Бург, и ее поспешное согласие на брак с владетелем Нидрасским, не в последнюю очередь диктовалось желанием досадить меченому. Напрасно она это сделала. Альрику брак не принес, да и не мог принести счастья — слишком уж далеко зашли ее отношения с меченым. Иногда ей казалось, что Альрик об этом догадывается. А может быть, он знал все — вряд ли ее ночные отлучки из замка остались тайной для слуг. Гильдис словно потеряла разум в своей безрассудной любви к человеку, который был явно этого недостоин. Ее захлестнуло волной страсти, понесло по перекатам, пока не выбросило на берег с разбитой в кровь душой. Альрик знал или догадывался, но все-таки претендовал на ее руку. Быть может, любил. А возможно, все дело в богатом приданом единственной дочери ярла Хаарского и владетеля Ожского Гольдульфа.

Шорох за спиной заставил молодую женщину обернуться: знакомый силуэт с витыми рукоятями мечей над широкими плечами четко вырисовывался на фоне открытого окна.

— Ты! — выдохнула Гильдис и невольно привстала с места.

— Я узнал о смерти твоего отца и пришел выразить соболезнование.

— Разве ты можешь понять, что это такое — потеря родного человека. — Гильдис произнесла эти слова с горечью и тут же спохватилась: — Извини.

— Ты так часто упрекала меня в безотцовщине, что я уже привык, — усмехнулся Туз.

Гильдис опустила голову, подавляя вдруг ни к месту прихлынувшую жалость. Туз шагнул к ней и обнял за плечи. Резким движением она отбросила его руки.

— Отчего умер мой отец? Может, золото было тому причиной?

— Золото? — почти искренне удивился Туз. — Но ведь Башня получила его назад.

— Негодяй! — вспыхнула Гильдис. — Ты взял его обманом!

— Я выполнил свой долг и помог твоему отцу выпутаться из сложного положения. Зря он поехал в Бург. Остался бы в Ожском замке — сохранил бы жизнь. Меченые не берут чужого и никогда не убивают зря.

Гильдис задохнулась от негодования:

— Вы, кто ограбил все Приграничье, вы, ворующие дочерей у отцов и жен у мужей, вы, отбирающие последний кусок у несчастного мужика, — вы не берете чужого?

Туз побледнел от гнева:

— Мы берем то, что принадлежит нам по праву. Наши смерды живут богаче, чем крепостные твоего отца и всех окрестных владетелей.

Туз говорил правду, но Гильдис это не остановило:

— Ты насильник и убийца! Ты сжег деревню моего отца и повесил человека только за то, что он вступился за свою жену.

— Я брал женщин с согласия твоего отца. Не моя вина, что смерды взбунтовались.

— Неправда, — выкрикнула Гильдис, ее била крупная дрожь.

— Я не желал смерти ни твоему отцу, ни даже этому дурачку Нидрасскому.

— Поклянись, что на твоих руках нет их крови.

— Клянусь Башней и своей любовью: я не желал смерти твоему отцу.

Гильдис опустила голову ему на плечо, тело ее вздрагивало от рыданий.

— Ничего, — искренне произнес Туз, — у тебя есть я, и клянусь всем, чем только может поклясться мужчина, я буду защищать тебя до последнего вздоха.

Он отнес обессилившую Гильдис в постель и прилег рядом. Его руки гладили ее ослабевшее тело, это были нежные и сильные руки, дающие тепло и надежду. И это был Туз, человек, которого она любила, и не было сил отказать ему, а было желание спрятаться в этом сильном, обнимающем ее теле от горя и невзгод, от всех нынешних и грядущих бед. Прошлое потеряло всякий смысл для нее, оно утонуло в горячем шепоте Туза, и на его место пришло настоящее, которое унесло ее от горя к утешению, к наслаждению и наконец к покою.

Шум шагов за дверью заставил Гильдис поднять голову. Кто-то поднимался по лестнице, гремя сапогами.