Егор Чекрыгин - Странный приятель Страница 30

Но! Помните — От верблюда или коня на своих ногах не убежишь. А значит, ваша главная защита это скрытность!

Вопросы есть? — Тогда разбежались — работы предстоит много.

Глава 8

— Прости Готор, — сказал Ренки разливая из бурдюка по кружкам последние капли вина, и делая знак Гаарзу, чтобы доставал новый. — Но вряд ли можно считать все это чем-то особо достойным. Все эти… как ты их называешь — диверсии, не могут составить чести настоящему солдату!

— Гы… Ренки… А по твоему надо встать в полный рост в линию, шагах в тридцати от линии врага, и начать палить друг в дружку залпами из мушкетов, пока у одной из сторон нервы не выдержат, или сблизившись лицом к лицу тыкать налево и направо штыком и дубасить прикладом? Это по твоему и есть истинная воинская доблесть?

— …Ну да! — Кивнул Ренки очень уверенно. — Как же еще можно доказать свою доблесть и неустрашимость, если не выстояв под вражеским залпом, дать ответный залп и сломить противника в штыковой атаке?…А все эти ползанья в ночи, поджоги и взрывы… Все это как-то… недостойно солдата! Уж больно похоже на разбойничий налет или работу грабителей… Дроут, Таагай — без обид!

— А то что четыре десятка человек, одними лишь "поджогами и взрывами" заставили почти всю вражескую кавалерию убраться восвояси с театра боевых действий. — Это по твоему разумению проходит как карманная кража или случай вопиющего мошенничества?

— Это… — Замялся Ренки… Это… Все равно — как то это недостойно. Будто выстрел в спину, или удар исподтишка! — Настоящие солдаты не должны так сражаться!

Да. — Совсем не так представлял себе войну Ренки…Да и не было это настоящей войной в его представлении.

Та ночь… Была какой-то нервной, суетливой… и глупой…И пусть потом остальные сержанты и солдаты радовались и удивлялись тому что все прошло как по маслу, — Ренки особого повода для радости и гордости тут не видел.

…Свой обоз, кредонцы вдохновленные тем что враг стремительно удирает от них, охраняли из рук вон плохо. Нет, приученные палками капралов к жестокой дисциплине, часовые, на постах отнюдь не спали. Вот только постов этих было чудовищно недостаточно для охраны такого большого обоза. Так что тооредаанские диверсанты проникли внутрь кольца часовых без особых проблем, и смогли сделать свое черное дело не встретив ни малейшего сопротивления.

И никакой погони по горячим следам, кредонцы, занятые суетой и тушением огня, организовать за ними не смогли. Так что отход был выполнен безукоризненно, и за всю операцию никто даже ранен не был. — Скука!

А потом опять долгие марши под палящим солнцем…Разве что груза на плечах теперь было значительно меньше, а вот прятаться и скрываться приходилось куда больше.

…Да они полдороги только и делали что прятались да крались… Еще бы на карачках их ползти заставили, как каких-нибудь скунсов…Они разок и ползали, прячась в какой-то канаве от мелькнувших вдали кредонских егерей. И так — почти две недели.

На взгляд Ренки, — гордиться подобными "подвигами" было нечего. Хотя Готор и утверждал обратное, весьма восторженно отзываясь и о сделанном деле, и о том как лейтенант и сержанты сумели все организовать. Остальные тоже были очень довольны — для них лучше лишние сто верст пробежать под грузом, чем один раз обменяться залпами с врагом… Ну да ведь на то они и простолюдины. А вот чем так восхищался Готор, — Ренки понять не мог.

…А напоследок, им опять улыбнулась удача. — Почти возле самого лагеря своих войск — наткнулись на очередной разъезд егерей, большую часть перестреляли, (не мудрено — в сорок-то мушкетов), а оставшихся трех взяли в плен.

От пленных и узнали, что лишившись возможности снабжать лошадей и верблюдов водой и кормом — кредонское командование было вынужденно отправить их обратно.

Что так же соответствовало и армейским данным. — Сильно надоедавшие раньше своей охотой на водоносов, фуражиров, или отставших солдат всадники, однажды даже устроившие большой налет на обоз, — пару недель назад ослабили свой напор и куда-то исчезли. — Тоореданская армия вздохнула с облегчением.

Полковник сообщил лейтенанту, а тот солдатам — что в Штабе ими очень довольны, и по такому случаю даже разрешают устроить небольшую пьянку, что обычно строго каралось начальством.

…Вообще-то, — ежедневная порция вина, входила в обязательный ежедневный солдатский паек. Конечно не так чтобы напиться, но слегка захмелеть хватало…И кстати, для многих солдат — винная пайка была чуть ли не единственной привлекательной стороной службы, и они весь день жили только для того чтобы дождаться очередной кружки и забыть на несколько мгновений о тяготах службы и постоянной опасности, сопровождающей солдата даже в мирной жизни.

Но как то обычно и бывает, и особенно в пустыне — в поход интенданты закупили какую-то смесь уксуса с гнилой водой, которою и пытались выдавать солдатам под видом вина. Так что даже самые горькие пьяницы теперь предпочитали пить воду, а не мучиться дикими боями в желудках.

Но для "особой команды" на этот раз хорошее вино нашлось. — Уж неизвестно из запасов ли маркитантов, офицеров или самих интендантов. А также и свежая мука для лепешек, немного не подгнившего и не провяленного до каменной крепости мяса, крупа, кувшинчики масла… — Что еще надо солдату для счастья, особенно после долгого и тяжелого похода, окончившегося для всех столь благополучно?

Довольны были все. — Даже Ренки, хотя его счастье подгладывали сомнения что и впредь занимаясь подобной "войной", он не сумеет продвинуться хотя бы до сержанты. — Уж очень сомнительны были эти, так называемые "подвиги". О чем он, когда их компания опустошила первый бурдюк с вином, и сообщил своим товарищам, после чего у него и завязался спор с Готором.

— Дурень ты Ренки… — Вдруг вклинился в разговор, не понято откуда появившийся Доод. — Совсем сопляк еще!…Не стоял ты толком в строю, да не палил из мушкета… Смерть там… будто кости кидаешь…Храбрый ты или трус…, благородный или простолюдин, умный или дурак… — Всех под одну гребенку. Не разбирая. Сегодня тебе. Завтра мне… А послезавтра — нас обоих…

— Я не боюсь смерти! — Высокопарно заявил изрядно принявший на грудь мальчишка. — Это долг солдата — умереть за своего короля!

— Своей не боишься! — Рявкнул Доод. — Своей-то… чего ее бояться? — Не такая сладкая солдатская доля, чтобы ради нее ногтями-зубами за жизнь цепляться. А ты вот о них подумал? — Обвел Доод зажатой в ладони лепешкой всю компанию. — О товарищах своих? Знаешь каково это — утром все вместе у одного костра сидели, а вечером ты там один одинешенек, а всех друзей и знакомцев твоих кого убило кого искалечило?…Вот то-то и оно… — Добавил он, увидев как мгновенно изменилось лицо молодого капрала, на миг представившего что он остался совсем один одинешенек. — Разок-другой так попробуешь… коли сам жив останешься. И поймешь, — почему нам начальство такие пирушки устраивает, да на иные шалости наши глаза прикрывает!