Константин Соловьев - Урод Страница 30

От неожиданности Крэйн упал на бок, за какое-то мгновение он разглядел ее до мелочей — и злой холодный блеск в глазах, продирающий насквозь, и уродливо искривленные губы, кажущиеся пародией на человеческие, и вспухшую огромными отвратительными буграми правую сторону лица. Вернее, того, что когда-то давно можно было назвать лицом. Возможно, когда оно было человеком — у него все еще оставались различимые черты, но они казались оплывшими, словно вздувшимися от ожога. Отвратительная бугристая маска, кажущаяся еше уродливее из-за этого сходства с человеком.

Крэйн растерялся, но его рука, повинуясь вбитым за долгие годы рефлексам, сама обхватила рукоять торчащего за поясом стиса. Он ударил не задумываясь, со всей скоростью, на которую был способен, с ужасом ожидая увидеть, как подземная тварь начинает выбираться из воды.

В лицо плеснуло холодным, густая жидкость заляпала щеку и потекла по губам.

Кровь твари на вкус была солоноватой, но ничуть не похожей на человеческую.

Лезвие не ощущая сопротивления вошло точно между глаз, и Крэйн, не удержавшись, рухнул лицом в лужу, подняв тучу мелких брызг. Он вскочил, вслепую размахивая стисом, опасаясь, что чудовище, воспользовавшись его беспомощностью, ударит. Щербатое хитиновое лезвие со свистом полосовало воздух. Но оно не торопилось, вероятно, затаилось, чтобы выждать момент, когда он снова склонится над лужей. На трясущихся ногах Крэйн поднялся и заглянул в крохотный водоем.

Чудовище никуда не исчезло, оно смотрело на него снизу вверх и в глазах его, очень похожих на человеческие, был страх. Крэйн протянул к нему непослушные пальцы, и черное зеркало заколыхалось, расходясь кругами. Чудовище в луже обхватило руками уродливое лицо и закричало.

Он не помнил, сколько пролежал так, забыв про время, вытянувшись в липкой холодной грязи и опустив руку в воду. Уродливая маска, слепок с человеческого лица, половина которой была покрыта огромными язвами, смотрела на него из глубин. Иногда он проводил по ней пальцами и человеческие черты, в которых оставалось что-то знакомое, расплывались, чтобы через несколько секунд снова собраться, образуя отвратительное переплетение былой красоты и уродства.

Правая сторона лица тоже изменилась, хотя багровые язвы пока не затронули ее, замерев извилистой чертой почти посреди лба, а ниже — заняв всю левую щеку и скривив, словно в злой усмешке, угол губ. Но кожа на ней стала дряблой, как у старика, когда он проводил пальцами, она колыхалась, на ней оставались бледные полосы. Затронутый боязнью левый глаз казался отрешенным и равнодушным из-за вспухшего века, зато правый блестел и метался, как попавшая в ловушку муха. Два существа смотрели сейчас в воду — ухмыляющийся урод и молодой юноша, первый — отвратительный и равнодушный, больше похожий на насекомое, чем на человека, второй — прекрасный и печальный.

— Ворожей… — шептал Крэйн, не в силах отвести взгляд от отражения. — Я проклят. Ушедшие, на мне проклятие… я убил его. Я проклят. Проклят. Навсегда.

Упавшие листья отзывались на его слова тихим шелестом и щекотали шею.

Но он ничего не чувствовал — им снова овладело полное безразличие, граничащее со сном, которое уже навещало его в покоях тор-склета. Тогда оно было предупреждением, теперь же только оно помогло обезображенному Крэйну сохранить рассудок.

Но забытье это было беспокойным — не успевал он закрывать глаза, как отсвет факелов начинал невыносимо жечь лицо, выжигая глаза, отвратительно смердящий дым рвал в лоскуты легкие, бульканье кипящего в котле варева выворачивало его наизнанку. Лица ворожея он не видел, лишь угольно-черный контур, который открывал огромный провал рта и бил по глазам свистящими острыми фразами. «Не подходи, шэл Алдион.» Прогнившие деревянные стены склета рушатся на него, придавливая к земле и перекрывая воздух. «Не подходи ради…» Лицо ворожея начинает распухать, оно занимает всю комнату, Крэйн тщетно пытается избежать прикосновения.

На ощупь кожа ворожея — холодная и склизкая, как мокрый мох.

«… собственной жизни.» Где он? Есть ли предел этому кошмару?.. Дверь срывают с петель, возле нее стоит Армад, за его плечами — Витор и Калиас. Они смотрят на Крэйна и губы их кривятся, хотя глаза остаются безразличными. Чтобы не видеть их глаз, Крэйн куда-то бежит, спотыкаясь и чувствуя под ногами густую булькающую массу. «Этот удар может стоить гораздо больше, чем ты думаешь». Он падает, вскакивает, обдирая локти, что-то раскаленное и горячее, кажется — нос ворожея, упирается ему в затылок. Жарко.

Крэйн бежит, чувствуя, как стены склета, снова вернувшиеся на свои места, начинают вращаться вокруг него. В последней попытке вырваться из этого ада он рвет в клочья сухожилия, бросается сквозь что-то твердое и трещащее под ребрами, опять падает…

Земля. Земля и листья. Стволы деревьев вокруг, над головой заканчивает чертить свой путь Эно, видимое сквозь прорехи в густом куполе листьев. У самой земли бежит и холодит лицо предзакатный ветерок, пахнущий чем-то знакомым, но давно забытым.

Крэйн вернулся.

Очнувшись, он не знал, сколько прошло времени. Возможно, он пролежал так несколько часов, а возможно — и несколько Эно. У него остались лишь смутные воспоминания о том, как он рыдал и бился о землю. Воды в луже почти не осталось — вероятно, в припадке безумия он пытался уничтожить свое отражение. Костяшки пальцев кровоточили, кровь была и во рту.

Придя в себя, Крэйн дрожащими руками выбрал из углубления остатки влаги и обтер лицо. Только сейчас он стал замечать, что кожа на левой стороне потеряла чувствительность и была отвратительно бугристой на ощупь. Как он мог не заметить этого раньше?..

Кажется, он пытался вонзить стис в горло — возле кадыка осталась короткая глубокая отметина, которой он раньше не помнил. Но старый затупившийся клинок оказался бессилен. Наткнувшись взглядом на серую холодную рукоять, покрытую грязью и листьями, Крэйн вздрогнул и торопливо отбросил оружие в сторону, словно опасную тварь, которая может бесшумно подобраться со спины и ужалить. Смерть, раньше воспринимавшаяся им как будоражащий кровь призрак, незримо присутствующий где-то рядом, теперь вызывала отвращение. При мысли о том, что он, шэл Аддион, будет лежать мертвым с таким лицом, словно его окунули в ывар, была настолько невыносима, что у Крэйна сводило зубы. Нет, он не умрет. Не стоило дважды чудом цепляться за жизнь, чтобы после всего проткнуть себя грязным старым лезвием. А лицо… Это пройдет. Должно пройти. Потому что иначе жить действительно незачем. Крэйн ухватился за спасительную мысль — да, он выживет только для того, чтобы вернуть себе красоту. Лат даст денег, он найдет в Трисе лучших лекарей, которые определят болезнь и вылечат ее. Главное — не сбиваться, не жалеть себя и не отчаиваться.