Александр Прозоров - Дикое поле Страница 31

Русский воин, пройдя путь с вершины холма до дороги уже пешком и собрав на своем плече целую охапку поясов с болтающимся на них снаряжением, дошел до самого дальнего татарина, отпихнул ногой воющую над ним старуху и недовольно спросил:

— Стрела где? Его ведь стрелой убило? Где стрела? Не сломала?

— В лошади, — не переставая выть, ответила татарка. — В крупе торчит.

— Смотри, если соврала! — погрозил он кулаком. — Стрелу, знаешь, сколько трудов сделать надо? Стрелу боярыне нужно вернуть.

Он наклонился, быстро пошарил правой рукой по телу, расстегнул пояс и перебросил его через плечо:

— Татарам сабли ни к чему.

Донеся собранное добро до последней повозки, он небрежно сбросил его внутрь, дошел до привязанной рядом с коровой девки, вынул нож и разрезал веревку. Полонянка упала на колени и в голос заревела.

— Ладно, успокойся, — наклонился витязь и полуобнял ее за плечи. — Минуло все ужо, отошло. Садись на козлы второй телеги, правь домой. Да за татарчатами у отары приглядывай. Чтобы и сами не улизнули, и овец не растеряли. Поняла?

Бояре не стали разыскивать ногайцев, успевших умчаться в луга, в сторону степи, или вломиться в заросли прибрежного кустарника. Они лишь освободили русских пленников, которых вместе со снегиревскими смердами оказалось еще пятеро, посадили их на передки кибиток, а вместо них кинули со связанными руками татарок, что помоложе, и ладных пареньков. Малым детям предоставили бежать самим, а стариков просто отпустили на все четыре стороны. Храмцовские смерды погнали табун, а все остальные отправились с обозом. Часа через два после скоротечной схватки обоз медленно развернулся и покатился назад. Спустя два дня он дополз до холма варламовской усадьбы и остановился там.

— Ну что, бояре, — снял шлем и перекрестился боярин Храмцов. — Вот и вернулись. — Он спрыгнул на землю, взял коня за повод у самых зубов, ласково потрепал по морде. — С крещением вас. Первьй татарский набег выстояли. Как добычу делить станем?

— Пленников тебе, обоз нам, — предложил Ваарлам. — Нам в новом хозяйстве всякое их мелкое барахло наверняка пригодится. А то вечно то кувшинов то котлов, то железа не хватает. А в лошадях и овцах так понимаю, законная треть твоя.

— Добро, — согласился витязь. — Только вы мне заместо трети отары лучше коня дайте. Далеко овец гнать, умучаюсь. А за зиму вы сильно не бойтесь. Зимой никаких татар не бывает. Куда им по снегу? Ни коней прокормить, ни следов замести.

— Никак уезжать собрался, Сергей Михайлович! — забеспокоился Григорий. — Погостил бы еще?

— Да и так загостился, Григорий Евдокимович. — покачал головой Храмцов. — Жена, поди, все глаза высмотрела. Пора и честь знать.

Его смерды отделили от захваченного татарского табуна восемь десятков лошадей, рассадили пленником им на спины, связав ноги под брюхом, после чего боярин поклонился и поднялся в седло.

— Удачи вам, братья, в новых поместьях. И тебе счастья, боярыня. Уж прости, что поначалу в тебе усомнился. И в луке твоем удивительном.

— Ничего, бывает, — улыбнулась Юля. — Будешь рядом, заходи. Всегда рады.

Боярин Храмцов еще раз поклонился и дал шпоры коню.

Оставшись одни, Батовы примолкли. Анастасий отошел в сторону, туда, где на груде наколотой Ерохой дранки сидела с потухшим взором Мелитиния, повернулся к остальным:

— Ну, что делать станем, братья?

— А что делать? — снял шелом Варлам. — Частокол станем ставить. Хороший прочный тын.

Татарский налет сделал только одно доброе дело: после того, как севшие на поместье бояре вернули захваченный нехристями полон и скот, еще шесть семей решили, что останутся на своих землях в крепости Варлама Батова.

Частокол из тополиных бревен немногим меньше локтя в толщину Варлам с братьями поставили в три дня, после чего он, виновато отводя глаза, попрощался с супругой и отправился помогать им. Вернулся через две недели и с облегчением прижал Юлю к своей груди, а потом чуть не за руку ходил с ней весь день.

То, что однажды татары едва не уволокли его жену в османские пределы, настолько потрясло боярина, что укрепление поместья стало для него чем-то вроде навязчивой идеи. Едва вернувшись, первое, что он начал делать — это ставить еще один тын, в четырех шагах перед первым, да еще из толстенных дубовых колод в два человеческих роста высотой, примерно на треть вкапывая их в землю. Его мысль стала понятна смердам когда, вкопав полтора десятка таких колод, он приказал рыть землю неподалеку перед дубовой стеной, и закидывать ее в промежуток между частоколами, одновременно прикалывая возле наружной стены крепкие высокие колья из растущих вдоль берега Оскола тополей. Теперь у него получался не частокол, а земляная стена с частоколом поверху и рвом перед ней. Не такая прочная, как китайская, но вполне способная выдержать удар тарана или попадание пушечных ядер. Работа получалась немалая, но Варлам, раздав почти всех лошадей из своей доли татарской добычи, наобещав поблажки в будущем, отогревая земля кострами и лично долбя ее киркой, смог добиться тог чтобы смерды окрестных селений и полтора десятка нанятых в Осколе работников к весне насыпали вокруг его усадьбы укрепленную частоколом земляную стену с немного выступающими вперед площадками на углах и каменными грудами возле ворот — чтобы засыпать сверху, если створки начнут-таки поддаваться, межвратное пространство.

Еще он, вспомнив, что супруга смыслит в огненном деле, заказал кузнецу пять пищальных стволов с детский кулак диаметром, а в Осколе купил два бочонка пороха и бочонок жребия.

Мелитиния после смерти Ерохи перестала разговаривать. Совсем. В ответ на боярские распоряжения или приветствия смердов она лишь угрюмо кивала продолжала заниматься своим делом, уткнув глаза пол.

Впрочем, Юля уже успела привыкнуть к тому, на кухне постоянно крутится именно она, уже зная, где и какие припасы находятся, как любит приправлять еду боярыня, и как — Варлам Батов, умела при кормежке смердов балансировать на той грани, чтобы сытная и вкусная еда не опустошала закрома хозяев. И Юля не собиралась менять такую удачную помощницу на другую только потому, что у печи не с кем поболтать.

Свое молчание она прервала только в апреле, встретив хозяйку внимательным взглядом не по возрасту серьезных глаз и внезапно произнеся:

— Сон мне приснился, боярыня. Что дочку ты зимой родишь.

— Не получается это у меня, — вздохнула Юля. — Который месяц замужем, и ничего…

Она запнулась, не желая рассказывать, во что иногда выливается Большой спорт, и только после этого спохватилась, что вдова Ерохи заговорила — но та уже снова ушла в себя.