Лоис Буджолд - Священная охота Страница 31

«Нужно найти себе другой предмет для размышлений…» Однако мысли Ингри отказывались покинуть этот мрачный замкнутый круг.

Сначала это были вестники, посланные к богам, — добровольные жертвы Древнего Вилда. Священные посланники, которые должны были доставить молитвы прямо на небеса в суровый час великой нужды, когда все обычные слова молящихся, казалось, падали в пустоту и растворялись в бесконечном молчании.

«Как это случилось с моими молитвами».

Но потом, под длящимся на протяжении нескольких поколений напором на восточной границе, племена стали испытывать настоящий ужас. Битвы проигрывались, земли приходилось уступать; горести росли и мудрость слабела; в те дни, полные отчаяния, героических добровольцев становилось все меньше, и качество стали заменять количеством.

Сначала в жертву приносили тех, кто не очень жаждал такой чести, потом — тех, кто вовсе ее не желал; под самый конец жертвами становились пленные солдаты, заложники, захваченные маркитантки, а то и хуже. Священные деревья несли на себе небывалый урожай. Как гласили страшные рассказы кинтарианских жрецов, это были дети — вражеские дети.

«Какой помраченный ум способен назвать врагом испуганного ребенка?»

Под конец, возможно, маги древних лесных племен задумались о том, что же за молитвы несли богам в своих кровоточащих сердцах эти нескончаемые жертвы…

«Проклятие, неужели нельзя подумать о чем-нибудь полезном!»

Резкие слова Йяды, сказанные в храме, впивались, казалось, в кожу Ингри, как жалящие насекомые.

«Вам не придется никому противодействовать, не придется ради собственной чести разглашать опасные истины…»

Священное Семейство, какой властью, по мнению этой глупой девчонки, он обладает в Истхоме? Его самого не трогают из милости, благодаря ограждающей руке Хетвара. Ингри, конечно, придает этой руке определенную силу, да, но это же можно сказать о любом другом гвардейце хранителя печати; может быть, Хетвар и ценит те уникальные возможности, которые несет в себе сверхъестественный дар Ингри, но в сплетаемой хранителем печати политической сети Ингри — далеко не главная нить. Ингри никогда не был источником милостей, а потому сейчас ему не к кому было бы обратиться. Если у него и были возможности спасти или оправдать Йяду, они, несомненно, иссякнут, как только они минуют городские ворота.

Мысли Ингри становились все более мрачными, как он с отвращением отметил, но выхода он так и не мог придумать. В конце концов Ингри задремал. Сон не принес ему облегчения, однако это было все-таки лучше, чем продолжать беспокойно ворочаться на постели.

Ингри проснулся, когда осеннее солнце скрылось за крышами, и отправился в гостиницу Йяды, чтобы проводить девушку в храм на вечернюю молитву.

При виде его Йяда, подняв бровь, протянула:

— Что-то вы вдруг сделались благочестивы, — но, глянув на его страдальческое лицо, смягчилась и позволила снова отвести себя в храм.

Когда оба они преклонили колени перед алтарем Брата — залы Матери и Дочери снова были полны молящихся, — Ингри тихо произнес:

— Выслушайте меня. Я должен решить, едем ли мы завтра дальше или остаемся здесь еще надень. Вы не можете просто подставить шею палачу, не имея никакого плана, не попытавшись даже добросить до берега веревку — иначе эта веревка сделается той самой, на которой вас повесят, а меня сводит с ума мысль о том, что вас принесут в жертву, как принесли вашего леопарда. Как мне кажется, вам обоим этого должно было хватить.

— Ингри, подумайте как следует! — так же тихо ответила Йяда. — Даже если предположить, что мне удастся скрыться, куда мне идти? Родичи моей матери не станут меня прятать, а бедный мой отчим слишком слаб, чтобы бороться с высокородными противниками; кроме того, в его доме в первую очередь и станут меня искать. А иначе… Женщина, никому не известная, без сопровождающих — я сразу покажусь подозрительной, стану удобной добычей для любого злоумышленника. — Похоже, Йяда тоже обдумала положение.

Ингри сделал глубокий вдох.

— А если с вами поеду я?

Последовало долгое молчание. Искоса бросив взгляд на девушку, Ингри заметил, что она замерла, глядя перёд собой широко раскрытыми глазами.

— Вы готовы на такое? Изменить своему долгу, своим товарищам по оружию?

Ингри стиснул зубы.

— Возможно.

— Но даже и в этом случае — куда мы направимся? Ваши родичи тоже, я думаю, нас не примут.

— Я ни при каких обстоятельствах не вернусь в Бирчгров. Нет. Нам придется вообще покинуть Вилд, перебраться через границу — может быть, в Альвианскую лигу или в Кантоны через северные горы. А может быть, в Дартаку. Я по крайней мере говорю и пишу на дартакане.

— А я нет. Я стану вашей бессловесной… кем? Обузой, служанкой, любовницей?

Ингри покраснел.

— Мы могли бы выдать вас за мою сестру. Готов поклясться, что буду обходиться с вами с почтением. Я не трону вас.

— До чего же трогательно! — Губы Йяды сжались в тонкую линию.

Ингри помолчал, чувствуя себя, как человек, пересекающий реку по льду, когда слышит под ногами первый тихий треск.

«Что, по ее мнению, должны означать эти слова?»

— Как я понимаю, ибранский был родным языком вашего отца. Вы им владеете?

— Немного. А вы?

— Тоже немного. Тогда мы могли бы отправиться на Полуостров — в Шалион, Ибру или Браджар. В этом случае вы не были бы бессловесны. — К тому же, как слышал Ингри, там всегда нашлась бы работа для солдата — пограничные стычки с еретическими прибрежными княжествами, исповедующими четырехбожие, никогда не прекращались, а потому наемникам не задавали вопросов: лишь бы они были кинтарианцами.

Йяда снова вздохнула.

— Я сегодня целый день думала о том, что сказала Халлана.

— О чем именно? Она говорила так много…

— Значит, нужно обратить внимание на то, о чем она умолчала.

Эти слова так сильно напомнили Ингри любимое изречение лорда Хетвара, что он вздрогнул.

— А разве такое было?

— Она сказала, что отправилась искать меня — в момент, крайне для нее неудобный и даже, может быть, опасный — по двум причинам: потому что до нее дошли слухи и «из-за снов, конечно». Только Халлана могла упомянуть о второй причине между прочим. То, что мне снились странные сны, кошмары почти такие же пугающие, как и моя жизнь наяву, я считаю результатом страха, усталости и… дара, который я получила по милости Болесо. — Йяда облизнула губы. — Но почему Халлане начала сниться я и мои злоключения? Она — до мозга костей жрица, совсем не еретичка, хоть и прокладывает свой собственный путь в теологии… Она говорила с вами о своих снах?