Джон Толкиен - Две твердыни Страница 31

Старик повернулся и отошел по карнизу на несколько шагов туда, где валялись обломки камней и пара валунов. Друзья вздохнули свободно, будто с них сняли чары, и зашевелились. Гимли снова потянулся за топориком, Арагорн выхватил меч, Леголас вскинул лук.

Не обращая на них внимания, старик сел на низкий плоский камень. Серый плащ распахнулся, и все ясно увидели, что под ним — снежно-белые одежды.

Саруман! — крикнул Гимли и бросился к старику с топором в руке. — Говори! Куда ты дел наших друзей? Что с ними сделал? Отвечай, или я тебе топором так шапку отделаю, что никакие чары не помогут!

Но старик опередил Гимли. Он вспрыгнул на камень и одним движением сбросил плащ. Выпрямился в ослепительно белом одеянии, стал как будто выше, поднял палку — и топор со звоном выпал из руки Гимли на камень. Меч в руке Арагорна застыл и засветился. Леголас успел выпустить стрелу, но она взлетела прямо вверх и рассыпалась там огненными искрами.

— Мифрандир! — закричал эльф. — Мифрандир!!!

— Я же говорил, Леголас, что это удачная встреча, — откликнулся старик.

Вот тут все еще шире распахнули глаза. Перед ними был высокий человек с белыми как снег волосами, в белой одежде, сияющей на солнце. Глаза из-под густых бровей под высоким лбом светились ясно и проникновенно. Рука, обладающая чародейской силой, постепенно опускалась. От удивления, радости и тревоги друзья онемели. Первым пришел в себя Арагорн.

— Гэндальф! — ахнул он. — Мы ведь надежду уже потеряли, а ты возвращаешься в час испытаний! Какая пелена застлала мне глаза? Гэндальф!

Гимли ничего не сказал, только упал на колени и закрыл рукой глаза.

— Гэндальф… — повторил старик, словно вынимал из памяти давно не слышанное слово. — Да-да, было такое имя. Я был Гэндальф.

Он сошел с камня и снова завернулся в поношенный серый плащ. Друзьям показалось, что солнце, сверкнув, зашло в тучу.

— Можете по-прежнему называть меня Гэндальфом, — произнес он голосом их старого друга и проводника. — Встань, честный Гимли. Ты не виноват и мне не повредил. Ни у кого из вас, мои дорогие, нет оружия, которое бы могло меня ранить. Радуйтесь, что мы снова вместе. Ветер повернул в другую сторону. Подходит страшная буря, но ветер на нас пока не дует.

Маг положил руку на голову гнома, а Гимли поднял глаза и широко улыбнулся.

— Гэндальф, — спросил он, — почему ходишь в белом?

— Сейчас мне надо быть белым, — ответил Гэндальф. — Я теперь, можно сказать, Саруман, но такой Саруман, каким он должен быть. Сначала все же расскажите мне о себе. С тех пор, как мы расстались, я прошел огонь и воду. Забыл многое из того, что, как мне казалось, знал, узнал заново многое из ранее забытого. Вижу многое в отдалении, не все ведаю, что вблизи. Расскажите о себе!

— Что ты хочешь услышать? — спросил Арагорн. — Обо всех наших приключениях после расставания с тобой придется долго рассказывать. Может быть, ты сначала скажешь, что случилось с хоббитами? Ты их нашел? Они в безопасности?

— Нет, не нашел, — ответил Гэндальф. — Над скалами Эмин Муйл было темно, я не знал об их пленении, пока орел не принес мне весть об этом.

— Орел! — воскликнул Леголас. — Три дня назад я видел орла очень высоко в небе как раз над Нагорьем.

— Да, ты не ошибся, — сказал Гэндальф. — Это был Гваир-Ветробой, тот самый, который вызволил меня из Ортханка. Я послал его полетать над Великой Рекой, собрать новости. У него острое зрение, но он не видит того, что делается под скалами и под деревьями. Кое-что он высмотрел, остальное я выследил. Кольцо оказалось от меня недостижимо далеко, и никто из Отряда, вышедшего вместе с Фродо из Райвендела, уже не может его охранять и спасать. Его чуть было не увидел Глаз Врага, но пока оно уцелело. Я как раз тогда был высоко и смог помочь, дать отпор Черному Замку. Тень отступила. А я тогда устал, кошмарно устал и ослабел. Долго блуждал в краю черных мыслей.

— Значит, ты знаешь, что с Фродо? — спросил Гимли. — Как он там?

— На это я вам ответить ничего не могу. Он избежал великой опасности, но на его пути много бед. Он решил идти в Мордор, и он туда пошел. Это все, что я знаю.

— Насколько нам известно, Сэм тоже отправился с ним, — сказал Леголас.

— Правда? — вскричал Гэндальф. Глаза его заблестели, он радостно засмеялся. — Неужели правда? Вот так новость! Хотя этого, наверное, следовало ожидать. Как хорошо. Ах, как хорошо! У меня камень с души свалился. Повторите-ка! И сядьте, наконец, расскажите про все ваше путешествие.

Друзья расселись у ног мага, и Арагорн начал рассказ. Гэндальф не прерывал его ни единым словом, не задавал вопросов. Оперся рукой о колено и прикрыл глаза. Когда, наконец, Арагорн дошел до гибели Боромира и описал его последний путь по Великой Реке, старик вздохнул.

— Арагорн, друг мой, ты сказал не все, что знаешь об этом, — тихо промолвил он. — Бедный Боромир! А меня не было, и я не мог увидеть, что с ним происходит. Трудное это испытание для воина и повелителя над людьми. Галадриэль говорила мне, что он в опасности, но, в конце концов, он ушел благородно. Это утешает. Не зря мы взяли с собой юных хоббитов, благодаря им Боромир победил себя. А ведь эти двое не только ему пригодились. Их занесло в Фангорн, и это расшевелило Лес так, как два маленьких камешка иногда пробуждают грозную лавину в горах. Даже сейчас, когда мы с вами беседуем, вдали раздаются первые раскаты грома. Саруману повезет, если он окажется недалеко от дома, когда рухнет дамба!

— В одном ты точно не изменился, старый друг, — заметил Арагорн. — Говоришь загадками!

— Что? Загадки? — ответил Гэндальф. — Нет! Просто я вслух разговариваю сам с собой: старинный обычай обращаться к мудрейшему среди окружающих, ибо весьма утомительно объяснять молодежи, что к чему.

Он рассмеялся, и смех его был теплым, как солнечный луч.

— Я уже не молод, даже по отсчету нашего рода долгожителей, — заметил Арагорн. — Не выразишь ли ты свои мысли немного яснее?

— Что же вам сказать? — произнес Гэндальф задумчиво. — Попробую изложить покороче и попонятней, в каком состоянии, на мой взгляд, находится все дело. Очевидно, Враг давно прознал, что Кольцо — в пути, и что его несет хоббит. Теперь он также знает, сколько нас вышло из Райвендела и из каких мы племен и родов. Но он пока не разгадал всех наших намерений. Он предполагает, что мы все стремимся в Минас Тирит, поскольку так он сам поступил бы на нашем месте. Он понимает, что этим мы значительно подорвем его могущество. Он боится, что в любой момент может появиться кто-то, владеющий тайной Кольца, объявить ему войну, пытаясь свергнуть его и занять его место. Ему не приходит в голову мысль, что мы задумали его свергнуть, но при этом никого не собираемся ставить на его место. И даже в самых страшных снах к нему пока не закрадывалось подозрение, что мы намерены уничтожить Кольцо. В этом, как нетрудно понять, и есть наш единственный шанс на успех и вся наша надежда. Воображая, что ему грозит война, он сам развязал ее, убежденный, что время не ждет. Ибо на войне всегда тот, кто наносит удар первым, надеется, что этот удар будет и последним. Поэтому Враг двинул вперед давно подготовленные силы. Он сделал это раньше, чем задумывал. Перемудрил и сделал глупость! Если бы он использовал все силы для обороны Мордора и закрыл, таким образом, доступ в свою страну, если бы все свое злодейское искусство использовал для охоты за Кольцом, у нас бы не было никаких надежд. И Кольцо, и Несущий его быстро попались бы ему в лапы. Но вместо того, чтобы стеречь свой край, он смотрит на чужие земли, прежде всего на Минас Тирит. В любой день на крепость может напасть огромное войско. Он уже знает, что его посланцы, которые должны были завлечь Отряд в засаду, потерпели поражение. Кольца они не добыли. Ни одного хоббита в качестве заложника не доставили. Если бы это им удалось, мы понесли бы тяжелейшую потерю, может быть, гибельную для всего дела. Не говоря уже об испытаниях, которые понесла бы в Черном Замке нежная дружба хоббитов, если бы они попали в неволю. Вот так пока Врагу не удается осуществить свои планы. Из-за Сарумана.