Ольга Голотвина - Привычное проклятие Страница 31

— Ты, бабка, не бушуй, ты ж у нас не зимняя вьюга! — хмыкнул Бурьян. — Про Гульду, знаешь ли, всякое говорят. Слыхал я, что есть у тебя захороночка — и не медью набита!

— А вы, парни, чужие глупости не слушайте, у вас своих глупостей — по самую завязку. Да будь у меня хоть горстка меди, разве шлялась бы я по лесным дорогам — бесприютная, голодная, холодная! — В причитаниях бабки звенели пронзительные профессиональные нотки. — Если б вы, парни, меня к костерку пригласили да обедом накормили, уж как бы я богов молила за вашу удачу!

— Насчет костерка — это мысль! — толкнул Горластый приятеля в бок.

— Во-во, — с ходу поймал его идею Бурьян. — Сейчас найдем местечко посуше, разведем огонек, потолкуем о твоей захоронке.

— И на том огоньке, как я понимаю, будет жариться не оленья нога для одинокой старушки? — неожиданно тихо и печально спросила Гульда.

— Нога-то будет жариться, — надтреснуто захихикал Горластый, — только не оленья!

Гульда бросила на него взгляд — и разбойник поперхнулся, попятился. На лице старухи вдруг полыхнули молодые яростные глаза — и почудилось оробевшему парню, что стоит перед ним гневная красавица, в чьей власти карать или миловать его, ничтожного…

Это продолжалось лишь мгновение. Старуха потупилась и смиренно сказала:

— Ваша взяла, парни. Давайте пропустим скучные беседы у огонька. Так и быть… припрятано у меня кое-что.

— Умные слова богам в радость! — восхитился Горластый, а его дружок подозрительно покосился на вредную старуху: что-то быстро она сдалась! Бурьян сощурил свои косые глаза и угрожающе протянул:

— Ты, бочка гнилая, не вздумай нас морочить! А то скажешь, что денежки твои зарыты за Рудным кряжем или в Смрадном болоте!

Ох, милые, годы мои не те — по болотам скакать! Еще прихватит спинушку больную, а помочь-то в глухомани будет и некому, кроме рыси с дерева да волка из-под куста! — Бабка оборвала причитания и деловито сообщила: — Повезло вам, бродяги! Совсем рядом мой тайничок — за поворотом, в овраге. Только не очень-то облизывайтесь: ничего там особенного нет. Так, мелочишка на черный день.

— Черный день как раз и настал, — заверил ее Бурьян. — Но если ты, колода трухлявая, вздумала брехать… сама соображай, что с тобой будет!

— Соображаю, касатик, соображаю, я с детства ужас до чего сообразительная!

В этом разбойникам довелось убедиться очень быстро — вскоре после того, как встали они на краю оврага, вглядываясь в побуревшую листву.

— Что ж ты у обочины деньги прятала?

— Я же говорила: в глухомань не забираюсь. Годы мои не те…

— Эх, лопаты нет! — огорчился Горластый.

— И не надо, — предупредительно сказала бабка. — Там из земли корень вылез, так я под него маленькую такую шкатулочку запрятала. А чтоб лопатой махать…

— Слыхали уже, годы твои не те! Бурьян, повороши листву, а я за бабулей пригляжу.

— Пригляди, — кивнул Бурьян, — а то, может, по кустам сигать у нее годы как раз те…

Он спрыгнул вниз, уйдя по колено в рыхлую, не слежавшуюся еще листву. Тихо выругался: надо было хоть палку взять! Нагнулся, загреб охапку сырых листьев — и замер.

Листва взбугрилась, приподнялась шатром. Из нее, как жуткий гриб, выросла чешуйчатая голова со свирепыми красными глазками.

Несколько мгновений царило молчание.

А затем, яростно разметав листву, перед парнем поднялся на задние лапы ящер. Он был грозен и страшен, по темной чешуе струились сизые разводы, из распахнутой пасти хлынул хриплый рык.

— Ма-а-ама! — впервые за двадцать шесть лет завопил разбойник.

Он не вскарабкался по глинистому откосу — взмыл, взлетел! Опомнился лишь на ветке придорожного дуба — и совсем не удивился, увидев на соседней ветке Горластого.

Внизу возился ящер — шипел, хрипел, рычал, царапал кору, но на дерево, хвала Безликим, не лез.

Разбойники вцепились в жесткую кору и мысленно воссылали Безымянным клятвы, что будут отныне вести жизнь праведную и безгрешную.

Впрочем, срок таким клятвам — до первого облегченного вздоха. Бурьян и Горластый сразу забыли о своем духовном перерождении, как только увидели, что монстр опустился на четыре лапы и заскользил краем оврага прочь. За ним следовал второй ящер, поменьше, угольно-черный.

— А бабка куда делась? — нарушил молчание Бурьян. Голос его звучал так же сипло и надтреснуто, как у его приятеля.

— В ящера превратилась. Их же двое было!

— А я вроде видел — на небо улетела.

— А видел, так чего спрашиваешь? Ну, размазала она нас! Ну, стерва старая!

— Думаешь, уползли чудища? Можно спускаться?

— В кустах небось сидят, поджидают…

— Ах, поджидают? Плохо они знают лихую лесную братию! Мы еще посмотрим, кто кого… — Бурьян глянул вниз и закончил куда менее воинственно: — Кто кого пересидит!

Камышинка, новая гостья, оказалась милой, приветливой девушкой. Чуть всплакнув после расставания с Опекуном, она тут же осушила слезы и шустро обежала весь постоялый двор. Восхитилась козой Злыдней, окончательно скрепила дружбу с дворовым псом, с удовольствием понянчила маленькую Дагвенчи, рассказала Нурнашу сказку про богатыря Оммуката, который забросил на небо свой щит. А теперь не чинясь сидела в трапезной и вместе с Недотепкой весело чистила яблоки для пирога.

Барышню не смущало, что за соседним столом шумно гуляют четверо матросов с «Шустрой красотки», поднимают за удачное плавание кружки с кислым ягодным вином.

А для их капитана был откупорен кувшин наррабанского. Фержен, сидя отдельно от матросни, вдвоем с Кринашем наслаждался благородным напитком.

— Мы уж тебя и не ждали, — говорил Кринаш. Думали, до весны ни одного корабля не увидим.

— Да, я чуть не застрял на зиму в столице. Самая горячая пора, за перевозку грузов цены растут, а я торчу у берега и чиню свою лоханку! Чтоб этих троллей так об утес шмякнуло, как мой бедный кораблик!

— Как же ты по такой погоде пойдешь через Пенные Клыки?

— А что мне Клыки? — Фержен раскраснелся от вина и сознания своей лихости. — Главное — чтобы верный глаз и рука твердая! А парни в команде такие подобрались, что за хорошие деньги дракону зубы пересчитают. Да чтоб нас задержала какая-то непогода?! Нет уж, зазимую в Шаугосе.

— Семья небось заждалась, — сочувственно обронила Дагерта, проходя мимо.

— Семья? — хмыкнул Фержен. — У меня-то? Я — бродяга, перелетный ветер. Сейчас вот вздумал угомониться, купил домик в Шаугосе. А семья… — Капитан поднялся, выглянул в маленькое, похожее на бойницу окно. — Тучи-то какие, а? Все небо обложили!