Маргарет Уэйс - Дитя мертвых Богов Страница 31

Когда-то Устричный был развязным, самодовольным, хвастливым и безудержным выскочкой. Он обладал репутацией места, лишенного всякой репутации, и служил убежищем пиратам, ворам, наемникам, дезертирам, убийцам и азартным игрокам. Затем пришли драконы-владыки, самой большой и злобной из которых была гигантская красная драконица по имени Малис. Казалось, ей доставляло удовольствие терроризировать Устричный; время от времени она пролетала над городом и поджигала целые кварталы, убивала и похищала сотни жителей.

Малис давным-давно исчезла, и Устричный медленно приходил в себя. Непослушный ребенок повзрослел и стал более печальным, но зато более разумным.

Большая часть кораблей, стоявших в гавани, принадлежала минотаврам, которые господствовали над морями, укрепившись на северных островах. Минотавры расселились на завоеванных землях, когда-то принадлежавших эльфийскому государству Сильванести, и продолжали распространяться на юг. Эта раса пыталась сотрудничать с людьми, изо всех сил стараясь войти к ним в доверие. Отлично понимая, что их экономика зависит от торговли с людьми, минотавры по приказу своих командиров вели себя в Устричном тише воды ниже травы. С другой стороны, горожане тоже понимали, в чем состоит их выгода, и знаки, приглашающие минотавров войти, украшали почти каждую таверну и лавку в городе.

Таким образом, город, прежде известный барами, где происходили драки с крушением мебели, швырянием столов, битьем кружек и тяжкими увечьями, ограничивался теперь несколькими кровоточащими носами и переломанными ребрами. Если возникала потасовка, ее быстро прекращали местные и воины-минотавры. Драчунов препровождали в тюрьму или запирали проспаться на нижней палубе.

Как вскоре обнаружил Паслен, Устричный находился на пути к превращению в образцовый город. Преступный мир почти прекратил свое существование. Не было больше даже Гильдии Воров — члены ее оказались не в состоянии добывать наличные для оплаты взносов. Единственное разнообразие вносила в жизнь Устричного колония гномов-механиков, расположенная за городской чертой, но, представив себе Мину среди них, Паслен даже передернулся.

— Она, пожалуй, способна уничтожить целую цивилизацию, — сказал он Рису.

Паслен с радостью обнаружил, что люди интересуются его способностями ночного бродяги. Драконица убила огромное число жителей, и сейчас высок был спрос на тех, кто мог общаться с мертвыми. На второй день пребывания в Устричном к Паслену выстроилась очередь желающих.

Мина загорелась желанием отправиться с кендером на кладбище, как она выражалась, «смотреть привидения». Паслен, не на шутку оскорбленный таким неуважительным оборотом речи, довольно строго возразил ей, что встречи с духами происходят исключительно в приватной обстановке, в присутствии лишь клиентов и посторонние на сеансы не допускаются. Мина обиженно надулась, но кендер был непреклонен и после обеда ушел один, оставив девочку с Рисом.

Монах велел Мине помочь ему подметать пол. Она пару раз прошлась метлой по кухне, затем отшвырнула орудие труда прочь и, усевшись на стул, принялась донимать Риса вопросами о том, когда они отправятся в Дом Богов.

Паслен вернулся поздно ночью, таща за собой узел поношенной одежды и новые сапоги для себя и Риса — его старая обувь потрескалась и износилась. Один из клиентов Паслена оказался сапожником, он предложил сапоги в качестве платы. Паслен также принес аппетитную косточку для Атты, которая с радостью приняла дар и выразила свою благодарность тем, что улеглась у ног кендера. Паслен принялся рассказывать о своих приключениях.

— Все началось прошлой ночью, когда я гулял по кладбищу и болтал с духами. Вдруг я заметил какого-то мальчишку…

— Настоящего мальчишку или привидение? — перебила его Мина.

— Правильнее говорить «дух» или «призрак», — поправил ее Паслен. — Им не нравится, когда их называют «привидениями». Это, между прочим, оскорбление. Ты веришь в призраков, да?

— Верю, — подтвердила Мина. — Но не верю, что ты можешь с ними разговаривать.

— А вот и могу, — заявил Паслен.

— Докажи, — лукаво предложила Мина. — Возьми меня с собой завтра вечером.

— Это будет некрасиво с моей стороны, — возразил Паслен. — Будучи профессионалом, я обязан хранить переговоры со своими клиентами в тайне. — И он надулся, гордый тем, что знает столько умных слов.

— Но ведь сейчас ты нам о них рассказываешь, — поддела его Мина.

— Это совсем другое дело, — сказал Паслен, впрочем на минуту замешкавшись, прежде чем объяснить, почему «другое». — Я же не называю их имен!

Девочка хихикнула, а Паслен покраснел. Рис вмешался, велел Мине прекратить дразнить кендера и попросил рассказчика продолжать.

— Призрак маленького мальчика, — с ударением произнес Паслен, — был очень несчастен. Он сидел на могильном камне и стучал по нему пятками. Я спросил его, давно ли он умер, и он ответил, что с тех пор прошло уже пять лет. Когда он умер, ему было шесть, а сейчас — одиннадцать. Это показалось мне странным, поскольку мертвые обычно не следят за временем. Мальчик объяснил, что знает свой возраст потому, что отец ежегодно в его день рождения приходит на могилу. По-видимому, это очень печалило умершего, и, чтобы рассеять его грусть, я предложил поиграть с ним во что-нибудь, но играть он не хотел. Тогда я спросил его, почему он еще пребывает здесь, среди живых, в то время как душа его должна продолжать свой путь.

— Мне не нравится эта история, — нахмурилась Мина.

Паслен уже собрался сделать ядовитое замечание, но, поймав взгляд Риса, решил промолчать и продолжил рассказ:

— Мальчик сказал, что он хочет уйти. Он видел какое-то чудесное, прекрасное место и хотел уйти туда, но не смог оставить отца. Я объяснил, что отец был бы рад, если бы душа мальчика продолжала свой путь, и сказал, что они обязательно встретятся. Мальчик ответил, что именно встреча и смущает его. Если ему суждено вновь увидеть отца, как тот узнает сына после стольких лет?

Мина некоторое время беспокойно возилась на месте, но сейчас сидела тихо. Она скрестила ноги, положила локти на колени, оперлась подбородком на руки и сосредоточенно слушала, не сводя с кендера взгляда янтарных глаз.

— Я сказал, что отец обязательно узнает его. Мальчик мне не поверил, и я обещал ему это доказать. Я отправился к сапожнику, объяснил, что я — ночной бродяга, что я только что беседовал с его сыном, у которого возникла проблема. Сначала сапожник был со мной довольно груб, и дело едва не кончилось стычкой, когда он попытался вытолкать меня из лавки. Тогда я описал внешность мальчика, и отец успокоился и согласился выслушать меня.