Юлия Власова - Таймири Страница 31

Он с удовольствием выдрал бы у себя из головы пару клочьев волос, если б они у него росли. Но ни для кого не секрет, что иногда люди носят фуражку не столько по долгу службы, сколько затем, чтобы скрыть лысину.

Итак, парус был безвозвратно утерян. А капитан — убит горем. Ну, или почти убит. Сколько ни свистел ветер в ушах Кэйтайрона, сколько ни завывал, никак не мог подвигнуть его на решительные действия. А ведь оставалась еще и вторая, не менее ценная фок-мачта.

Капитан призвал на помощь всё свое самообладание: «Соберись, тряпка! Будь мужественным!»

В небе зарождалось что-то черное и зловещее, поэтому он поспешил сложить фок-мачту и спрятать ее в надежное укрытие. А плайвер, который непрочно укрепили на крыше каюты, покачался-покачался да, не выдержав натиска бури, полетел в пропасть. Он горестно звенел, ударяясь о скалы, но никто даже не обратил на это внимания.

Тряска на яхте не прекращалась, а над головами не успевших спрятаться матросов с невероятной быстротою мчались тучи. Одним словом, вершина. Тем, кто жаждет ее достичь, порой приходится очень несладко. Пока ты топчешься в начале пути, не поздно отказаться. Но, если уж полез в гору, держись до последнего. Иначе свалишься и переломаешь себе все кости (а может статься, что и не только себе).

Судя по всему, ветер (или злодейский ветрюга, как прозвала его Минорис) возомнил себя боксером. В качестве боксерской груши он выбрал яхту Кэйтайрона — в кои-то веки повеселится!

«Ну, давай! Еще чуть-чуть!» — переживала Таймири, прилипнув к иллюминатору. На вершине-то, уж конечно, настанет тишь да благодать.

При очередном толчке она очутилась на полу каюты, а философ, восседавший на груде одеял и подушек, обнаружил себя барахтающимся с нею рядом. Им обоим следовало бы сейчас вжаться в какую-нибудь горизонтальную плоскость и молиться, чтобы яхта не сорвалась в пропасть. Но они пренебрегли правилами безопасности и заработали себе синяков. Охая, Диоксид вновь забрался на свой пьедестал. А Таймири потирала ушибленное бедро ровно до тех пор, пока ей не вздумалось совершить вылазку на палубу.

— Глупая! Куда полезла?! — завопила Эдна Тау, не осмеливаясь отнять руку от ввинченной в пол кроватной ножки. Но та уже выскочила из каюты. А незакрытая дверь так и осталась болтаться на петлях.

— Ну же! Тяни! — кричал Кэйтайрон. — Мы не должны врезаться в эту скалу!

Остер Кинн сейчас был на вес золота, потому что бравые матросы схоронились в таких убежищах, о существовании которых капитан даже не подозревал. Таймири посчитала, что может быть полезной, и бросилась по шаткой палубе к носу. Но в это время сломался бушприт, и капитан взвыл от горя.

— Ну вот, еще одна потеря! Что станется с моим детищем?!

Остер Кинн выпрямился по стойке смирно (как ему вообще это удалось при такой-то качке?!).

— Будьте спокойны, командир! Сделаю, что смогу!

«Некоторым лишь бы только выпендриваться», — подумала Таймири и, пригибаясь, чтобы чем-нибудь не зашибло, поспешила на помощь.

Остер Кинн счел ее нежелательной помехой. С тех пор как разыгралась буря, полномочий у бессменного вахтенного заметно прибавилось, и теперь он мог командовать не только экипажем, но и пассажирами.

— Вот что, послушай-ка, — отечески начал он, приобняв ее за плечи, — давай, ты вернешься в каюту и не будешь доставлять нам неудобств.

Таймири отпрянула и собралась бросить ему в лицо, что он напыщенный индюк. Но в тот же миг их накрыло густым туманом. Дышать в этом тумане можно было только в четверть дыхания, а видеть… Лично Остер Кинн не видел ничегошеньки. Яхта вошла в зону облаков, где время от времени проскакивали шустрые молнии, и наши герои попали в настоящую сауну. Пот капал с волос и стекал за воротник. Таймири пыталась крикнуть, но вместо слов из горла вырывался придушенный хрип. Она здорово наглоталась облачной взвеси, прежде чем Остер Кинн соизволил чихнуть. Когда он чихнул, яхта в одно мгновение поднялась над тучами. Колдовство, не иначе.

— От этих молний в носу становится ужасно щекотно, — ухмыляясь, сказал путешественник. Он огляделся и решил, что попал в рай. Тепло, светло… «и никаких гвоздей», как говаривал его папаша.

Пока яхта мариновалась в тумане, Таймири успела отдалиться от Остера Кинна на почтительное расстояние, поэтому вначале ему показалось, что в рай вступил лишь только он один. Однако и капитан, и его суденышко вместе с пассажирами удостоились чести войти в чудесную обитель света. Они покорили этот утес.

Матросы повысовывались из своих убежищ и дружно зааплодировали.

— Хвала капитану!

— Хвала Остеру Кинну! — во всю глотку вопили они.

От радости Кэйтайрон начисто позабыл слова, которые намеревался адресовать нерадивой команде. «Стыдитесь! — хотел сказать он. — Вы покинули меня в такой ответственный момент!»

Но для упреков всегда найдется время.

Из каюты несмело выглянули остальные. Сэй-Тэнь первым делом посмотрела, что делается за бортом. Люди ликовали, некоторые даже пустились в пляс. А под их ногами клубился белый океан.

— Рано радуетесь, — пробормотал Диоксид. — Нам ведь еще спускаться…

Если бы рядом с ним очутилась Минорис, то непременно бы заявила, что радоваться никогда не рано. Радость — это такое человеческое свойство, которое позволяет держаться на плаву даже в самую свирепую бурю.

Но как только Минорис сделалась ученицей философа, на нее сразу же посыпались задания. Выяснилось, что под необъятной хламидой Диоксид неизменно таскал с собой связку трактатов и сочинений древних стоиков. Минорис готова была этих стоиков возненавидеть, а трактаты — порвать на мелкие клочки. Как Зюм — капитанский блокнот. Потому что карабкаться по лестнице знаний оказалось ужасно скучно.

Каждый день ей задавали отзыв на трактат какого-нибудь Ангориуса-Мелиседота-Кирфа, и каждый день она изводила половину чернильного пузырька, строча на пергаменте до самой зари.

Она очень жалела, что нет под боком щенка, которого можно потрепать по ушам и который способен запросто превратить свитки философа в одну сплошную гору мусора.

— Эй, смотрите там, — крикнул Кэйтайрон с капитанского мостика, — сильно не пляшите, а то палубу проломите! И не кучкуйтесь! Знаю я вас. Только повод дай — опять наклюкаетесь. А потом драки! И останутся от моей команды рожки да ножки. А мы, как развиднеется, начинаем спуск в котловину! — предупредил он.

Матросы после его слов заметно приуныли. Даже пенящиеся чарки отставили. Только самый беспечный из всех опрокинул пиво себе в глотку и громко рыгнул в полнейшей тишине. Эдне Тау, которая стояла тут же, неподалеку, надоело метать разгневанные взгляды, и она попросту огрела пьянчугу попавшимся под руку веслом.