Питер Страуб - Парящий дракон. Том 1 Страница 31

Близнецы Норманы особенно ценили Шкипера за то, что он радостно принимал все, что они предлагали. К тому времени, как им исполнилось пятнадцать лет и они стали второкурсниками колледжа Дж. С. Милла, братья весили двести десять фунтов поштучно и отрастили себе длинные черные волосы, спадающие на плечи, как у индейцев. У них были толстощекие румяные лица. Если бы не их хитрые, проницательные глаза, они бы выглядели почти умственно отсталыми, но они были прирожденными возмутителями спокойствия. Близнецов осуждали, и большей частью справедливо, за все зловредные выдумки. Они жили сами по себе в заброшенном трейлере, поставленном на заросшей сорняками дороге неподалеку от трейлера, где их родители и четыре сестры жили шумной, безалаберной семьей. Иногда они обедали в трейлере родителей, но чаще – в "Бурджер Кинг" или у Венди. По вечерам они катили на своем проржавевшем автомобиле к бару "Черничка" и задирались со студентами колледжа. Персонал бара отлично знал их и не впускал внутрь. Когда Бобо Фарнсворт или еще какой-нибудь хэмпстедский полицейский проезжал мимо бара "Черничка", близнецы сидели в своем "олдсмобиле" и усмехались, потому что считали Бобо придурком. Все хэмпстедские полицейские были придурками, разве что кроме Томми Турка, который один раз на самом деле напугал Брюса Нормана, подняв его в воздух и пообещав перекинуть через огражденное шоссе № 18. Турка они ненавидели.

Никто не доверял Дики и Брюсу, и они зарабатывали подозрительные взгляды также легко, как боксеры – синяки, поэтому кто-то вроде Шкипера Петерса был им полезен. Ребенок вечно находящихся в разъездах родителей, Петере тоже был изгоем, но он, по крайней мере, нормально выглядел.

В старших классах Норманы выяснили, что, если они отправят Шкипера к Гринблату с перечнем вещей, которые необходимо спереть, он притащит вдвое больше. Печенье, жестянки с кокой, бифштексы, целого цыпленка. Он был ходячей продуктовой сумкой. Шкипер выглядел таким честным, таким застенчивым, что даже если его ловили, то владельцу становилось его жаль и он отпускал его с предупреждением.

Но в конце мая этот исполнительный и очень полезный инструмент братьев Норманов потерял всю свою полезность и ценность. Во вторник во время урока геометрии Шкипер поднялся со своего места и начал кричать мистеру Норду, учителю:

– Ты, ничтожество! Дурацкое ничтожество! Ты все делаешь не правильно!

Мистер Норд отвернулся от доски, и на лице у него было нечто среднее между ужасом и гневом:

– Садись, Петере. Что я делаю не так?

– Решаешь не так, ты, придурок. Этот угол, он.., он… – Петере разразился слезами, и пришлось вывести его из класса.

В коридоре Шкипер дождался близнецов Норманов.

– Эй, мужик, – сказал Брюс. – Что стряслось?

Шкипер был еще бледнее, чем обычно, а глаза у него были красными как у кролика.

– Ты тупая свинья, вот что стряслось. Предложи мне умножить два числа.

– Что?

– Давай. Два любых числа.

– Четыреста шестьдесят восемь на три тысячи девятьсот сорок два.

– Один миллион восемьсот сорок четыре тысячи восемьсот пятьдесят шесть.

Брюс ударил его в ухо, и Шкипер упал на скамейку.

Должно быть, они все обговорили, эти близнецы Норманы, когда Джикс и Нит Петерсы день спустя забрали Шкипера из колледжа Милла и поместили его в место, похожее на курортную гостиницу, со школой гольфа, гимнастическим залом и закрытым и открытым бассейнами. Двойняшки Норманы шлялись вокруг своего ржавого трейлера и говорили о новичке. Должно быть, они, глотая шоколадные пирожные, попивая пиво и смотря "Тварь" по своему украденному телевизору, до конца измерили степень его полезности. У них появился план.

В ту пятницу, в которую отдохнувший и загорелый чикагский священник по имени Фрэнсис Лири зашел в роскошную кухню своей сестры и в ужасе и потрясении уронил тяжелую вещевую сумку в лужу ее крови, Табби Смитфилд удивленно поднял глаза, когда перед ним за обеденным столиком возникла баночка "кока-колы", которую стискивала довольно грязная рука.

– Эй, новичок, – раздался голос сверху, – пить хочешь?

Табби поднял голову и лишился дара речи. Два наиболее опасных человека в классе усмехались ему своими чудовищными ухмылками. Один из них был в комбинезоне поверх майки, а другой – в грязной рубахе навыпуск. Они поставили подносы на стол и уселись по бокам.

– Я Брюс, а это – Дики, – сказал тот, что был в рубахе, – давай-ка, пей, это для тебя. Мы – это группа приветствия.

В то время, когда на газоне Гудоллов толпились многочисленные соседи, а Бобо Фарнсворт одновременно пытался удержать Томми Турка, который хотел двинуть в челюсть другому полицейскому, и увести двух истерически рыдающих детей Гудоллов от окна в любой из близлежащих домов, Табби Смитфилд сидел на уроке истории. Дики и Брюс Норманы уселись позади, точно пара огромных сторожевых собак.

– Расскажи ему про брови Шкипера, – прошептал Брюс Дики. Оба брата воняли – для Табби совершенно ностальгически – пивом.

2

По мере того как семидесятые годы подходили к концу, отношения между Кларком и Монти Смитфилдами постепенно улучшались. Причиной этому был Табби. Хоть Монти Смитфилд и поклялся, что не особенно расстроится, даже если Кларк покинет этот мир, он никак не мог примириться с мыслью, что у него больше нет внука. Табби ему снился, а несколько раз в месяц он приходил в старую комнату Табби и сидел там, глядя на игрушки, которые внук оставил в доме.

И поскольку Монти тосковал по Табби, он начал сожалеть о нанесенных сыну оскорблениях. Может, он не должен был насмехаться над пристрастием сына к теннису; может, он не должен был настаивать на том, чтобы Кларк присоединился к его бизнесу; может, он должен был отпустить его попутешествовать по Западу, играя в теннис, как и собирался сделать Кларк после окончания колледжа. Может, ошибкой было то, что он выделил Кларку и Джин полдома – возможно, такая близость и была наибольшей ошибкой из всех.

Пару месяцев спустя он начал искать старых товарищей и одноклассников Кларка. Он обещал, что не будет вмешиваться в частную жизнь сына, что он хочет лишь время от времени посылать тому деньги. Старик, предлагающий чековую книжку, как другие предлагают сердце? Двое друзей Кларка почувствовали жалость к нему. У одного был адрес в Майами, у другого – "номер дома в Форт-Ладердаль. Монти связался со справочной службой обоих городов, но Кларк не был внесен в телефонную книгу. На день рождения Табби он послал чеки и банкноты по обоим адресам и получил благодарственное письмо, написанное детским почерком Табби из Форт-Ладердаль.

На день рождения Кларка Монти послал им тысячу долларов, но письмо вернулось невскрытым. После этого Монти каждый месяц посылал небольшие суммы Табби, и Табби отвечал ему, куда бы они с отцом ни попадали во время своих частых разъездов.