Владимир Журавлев - Неудачная реинкарнация Страница 31

- Говори стихами, урод! - холодно посоветовал он. - Это же поэзия!

Класс согласно зашумел, и даже учительница кивнула - мол, да, стихами говори, урод, на уроке поэзии! Он мельком глянул: глаза учительницы горели нездоровым интересом, губы припухли, и даже дыхание прерывистое… Тоже, пожалуй, что-то себе вспомнила о невинной школьной юности!

Он не пропустил ни одной девчонки в классе, каждой подарил по паре строк, постепенно опускаясь все ниже по упоминаемым деталям одежды. Но так и не опустился ниже… уровня приличий. А потом повернулся к учительнице - и изучил ее горящим взглядом!

- Ой! - испуганно сказала она.

В классе наступила гробовая тишина. Даже проходящая по коридору завуч сунулась в дверь, не понимая, куда делись ученики - на нее даже не обратили внимания. Завуч извинилась и исчезла. А класс ждал, затаив дыхание.

Он безнадежно вздохнул и развел руками. Класс тихо охнул…

- Переписчиков, выйди вон, - мертвым голосом сказала учительница. - К директору!

Но в коридоре она остановилась у окна в странном оцепенении. Так что ему пришлось вернуться, он-то далеко успел отойти.

- Лучше бы ты прочитал там… хоть что-нибудь, - тихо сказала она.

- Не лучше, - пробормотал он. - Заявить, что вы просадили всю молодость в ожидании халявной платы за юное тело - да еще стихами?!.

- Да уж, юное тело для женщины - это все… А что теперь делать? Что же делать-то?! Как жить дальше?

Он посмотрел на ее нервные руки и машинально достал пачку сигарет. Она так же машинально взяла.

- О-у-у! - прокатилось по коридору.

Они испуганно оглянулись и увидели: весь класс торчит в дверях кабинета и наблюдает, как Вовочка угощает сигаретой учительницу! А та не отказывается!!!

- Скотина ты, Переписчиков! - с чувством произнесла учительница.

И это был тот редкий случай, когда он с ней согласился.

- Эре, ты не спи, а то меня уронишь! - обеспокоенно сказала Яха.

Перед деревней он решился и сел в седло сам, а девушку усадил, как и положено, перед собой. Боком. Понятно, что теперь Яха жутко боялась опрокинуться на спину. Приходилось крепко держать ее за талию. Ему-то не трудно - так ведь синяки останутся! Еще подумают кто попало чего попало…

- Эре, ты не спи!

- Я не сплю, я думаю, - рассеянно отозвался он. - Вот сейчас ты молодая и красивая…

- Правда?! Ой, Эре…

- Да не в том дело, что сейчас! Я вот думаю, а чем ты жить будешь, когда кончится юность, и вместе с ней уйдет все, чем женщины гордятся?

- Ну и пусть уходит, - равнодушно отозвалась Яха.

- Э? А чем жить тогда?

- Да тем же, чем и все живут: детьми, домом, мужем, работой, если способности какие есть. Вон твоя мать какая художница! Ее росписи ценят поболее, чем даже работы горных умельцев! И чего тут думать?

- Получается, что нечего! - обескураженно признал он. - Но… всякое же бывает! Вот… муж может же заглядываться на молоденьких?

- Ну и что? - недоуменно спросила Яха. - Не пойдет же он с ними в хоровод плясать! Или ночами гулять в садах… позору ведь не оберется! На муже хозяйство! На муже жена и дети! Когда ему гулять? А заглядываться - ну… да, что бы и не посмотреть на красоту-то…

- Как все у тебя просто! - пробурчал он, не желая сдаваться. - А я вот столько женщин знаю, что всю жизнь злобятся, что красота ушла!

- А! Так то девачки! Все продают! А кроме юного тела, продавать-то нечего! Бесталанные, ни к чему не пригодные… Но их мало, таких-то!

- А ты? - не удержался он.

- А я нет, - уверенно сказала она и одарила его сиянием чудных глаз.

И тут же смутилась от собственной смелости.

- Но вот на Земле таких девачек, считай, полный мир, - буркнул он, уходя от неловкости.

- Да, тяжело жить богом, - искренне посочувствовала Яха.

Он дико глянул на нее, вспомнил, в каком ранге путешествует с ней, и заткнулся. Во избежание. Так что до потайной калитки в сад Колы Гончара они доехали молча.

В саду конь оживился, вытянул шею и принялся на ходу обрывать спелые яблоки. Степняк, что с него взять. Он коня не одергивал: скот вообще-то славно потрудился, достоин вознагражденья.

Во дворе наблюдалось нежелательное оживление. А он еще надеялся на спокойную встречу с отцом! А тут вся семья в сборе! Даже невестки - и те выглядывают из летней кухни! Под обстрелом множества любопытных взглядов он спрыгнул с коня, поднатужился и снял Яху. Та сразу смутилась и застеснялась своей одежды. Мда. С одеждой надо как-то срочно решать… Зато конь держался достойно! И уже поглядывал воровато в сторону сада. Понравились яблочки-то, после сухой степной травы!

- Ладно, иди! - разрешил он строгим голосом. - Но не увлекайся!

Конь все понял и бодро утопал в сад. Яха, как ни странно, приняла слова на свой счет и побрела к летней кухне. Он подумал и решил ее не поправлять. Голодная же девочка!

- Что это с ней? - странным голосом полюбопытствовал отец, наблюдая, как Яха осторожно передвигает ноги.

- На коняшке покатал, - машинально ответил он.

Глаза невесток округлились от изумления. Братья подавились вопросами. И даже обычно философски невозмутимый отец приоткрыл рот.

- Смело! - наконец выдавил отец.

И тут до него дошло, что он ляпнул! Блин! Пропади они пропадом, все эти идиомы и особенности разговорных стилей! Надо было сказать - на коне! А на коняшке - это… понимается однозначно!

Он посмотрел вслед Яхе. Да, при такой походке можно было и не говорить ничего - выводы были бы те же! Вот же влип! И не объяснишь ведь, что она бедра стерла! С внутренней стороны… Потому что если объяснишь - поймут еще однозначнее! Вот чем головы забиты у людей в этом мире? А все потому, что верхом не ездят, только на телегах! Деревня, что с нее взять!

- Эре, тебя мама зовет! - донесся из кухни голос Яхи.

Он обреченно закатил глаза. Все. Женили. В пятнадцать лет! Причем приблизительно в пятнадцать лет! На Жери девойка называет мать парня мамой только в одном конкретном случае, когда дзудой становится… Блин…

На кухне необычно заробевшая мать вопросительно указывала глазами на энергично жующую Яху.

- Да! - раздраженно сказал он. - На все вопросы отвечаю - да! Умыть, одеть, обуть, поселить!

- Если Кола скажет… - неуверенно произнесла мать.

- Кола скажет! - отрезал он и вернулся во двор.

- Не мог же я ее бросить в степи! - сказал он хмуро отцу.

- Все остальные смогли, - осторожно заметил отец. - Яха - девачка. К семейной жизни непригодна. И в работе сметки нет. Хлебнешь с ней горя.

- Кто решил, что она девачка? - угрюмо поинтересовался он. - Мельникова кодла?