Артем Абрамов - Убей страх: Марафонец Страница 31

Стриженый с готовностью вскочил.

— Прошу вас, Старший… — Поинтересовался: — Стул для нашего гостя?

Чернов отметил на автомате: для парней Зрячий — не Зрячий, а Старший, а он, Чернов, гость не только одного Старшего, а общий. Отложил в копилку «ослабшей» памяти: вдруг пригодится…

Зрячий-Старший согласно кивнул парню, уселся за пульт, а стриженый мгновенно подкатил Чернову пластиковую табуреточку на колёсах и отошёл: Встал поодаль. Ждал, будут ли ещё приказания.

— Два варианта, говоришь? — спросил Зрячий. — Давай проверим. Начнём с первого. Наш мир не существует в действительности, но лишь — результат чьего-то воображения, твоего, например. Чистой воды солипсизм, конечно, но почему бы и не проверить. — Он пощёлкал кнопками на пульте, поиграл джойстиком, и на экране — вместо какого-то многомашинного перекрёстка — возник… Вефиль. Родной, знакомый, желанный. — Ты знаешь этот город. Он прибыл сюда с тобой. Ты считаешь его виртуальным в первом значении, тобою названном?

Куда делся очкарик из камеры?.. Профессорские круглые очки оказались работающей деталью: рядом с Черновым сидел уверенный в себе и своём знании человек, эрудированный, умный, в меру наглый и в меру ироничный, а что до тюремной одежонки, так ведь и Чернов, считавший себя тоже умным и эрудированным, не в нобелевском фраке красовался. Два сапога — пара…

Впрочем, не исключено — он себе польстил: насчёт двух сапог…

— Нет, конечно, — тем не менее ответил Чернов. — Во-первых, солипсизм мне чужд, я привык доверять своим ощущениям, а этот город, ставший в вашем МВП… я правильно произношу?.. аттракционом, мною, так сказать, исхожен, ощупан и, главное, он — причина моей заботы… Но поверь, Зрячий или Старший, не знаю, как мне тебя называть, поверь, что всякий термин несёт в себе смысл. Я лишь назвал возможные по определению. Теперь подтверди либо опровергни любой из них или дай третий.

Ну чем он был сейчас хуже Зрячего? Два, знаете ли, учёных человека всегда улучат минутку-другую, чтоб обменяться взвешенными мнениями о том или ином научном или ненаучном явлении…

— А если нет третьего? — спросил Зрячий. — Если верны все варианты — а их может быть десятки или сотни! — и выбрать единственный невозможно?.. Ты ищешь в слове, произнесённом вечный смысл, но разве смысл слова вечен? Ты измерил своим сознанием причину заботы, свой город-странник, город-свою-ношу, но разве твоё сознание константно? Всё приходит, и всё проходит, поток времени стремителен и непредсказуем, и уж тем более нельзя держаться в этом потоке за слова: их уносит, как щепки… Смотри, смотри… — Он повёл джойстиком, и невидимые камеры слежения полетели вниз, нырнули в улицы, которые исходил, как он заявил, Чернов.

Если иметь в виду его полубессознательное хождение «сквозь строй», когда горожане отдавали ему свою силу, то и впрямь исходил, пусть так будет.

А сейчас он увидел группы туристов, более-менее равноудаленно друг от друга мигрирующие по улицам. Были и японцы, но, наверно, уже другие: те, что первыми вошли в Вефиль, давно переместились к иным аттракционам. Были и негры — то ли местные, то ли из чёрной Африки, если имелась в этом ПВ таковая. Были и белокожие — смуглые дети Юга и бледные дети Севера, и детям этим было от семи, как говорится, до семидесяти: аттракционы в Парке — развлечение семейное, вневозрастное. Летали и сверкали камеры, туристы вовсю фотографировались на фоне вефильских домов и с самими вефильцами фотографировались, а те охотно и даже радостно — на экране видно было всё преотменно! — обнимались с неведомыми пришельцами, вставали в положенные позы, улыбались. И ещё шёл на улицах натуральный обмен. Со стороны вефильцев — лишние (а может, и не лишние вовсе!) миски-кружки из глины, домотканые рубахи вроде той, в которой сидел Чернов, плетёные шляпы-вьетнамки, попавшие в город из некогда братского Панкарбо, и красные шали оттуда же, и свистульки из глины, и ещё что-то… А в обмен туристы щедро втюхивали горожанам пёстрые майки со всевозможными надписями на всевозможных языках, выкидные ножи (они-то, кстати, в вефильских хозяйствах лишними не окажутся…), бейсболки и цветные козырьки от солнца, какие-то прозрачные шары и пирамиды с меняющимися внутри изображениями, шейные и головные платки, складные многолезвенные ножи — короче, то добро, что продаётся в любом парке увеселений любого большого и малого города любой страны. В том числе и виртуальной.

А вот камера поймала площадь перед Храмом, мелькнуло испуганное (почему?) лицо Кармеля-Хранителя, и сразу же всплыл ответ на «почему?». На площади назревала драка. Какие-то юнцы из туристов привязались к трём вефильским девушкам, вышедшим поглазеть на пришлецов и получить от них какой-нибудь подарочек. А неслабые парни-вефильцы, оказывается, спрятали мечи недалеко. Они — мечи, а не парни, вестимо, — взлетели над толпой, разгоняя летающие туристские камеры, но — лишь угрозой взлетели. Толпа, до сего мига с острым любопытством следящая за начинающимся конфликтом, мгновенно подалась назад, оставив в круге пятерых туристов, сбившихся в стайку, и около десятка молодых вефильцев с мечами. Драка ещё не началась, она лишь зрела в гудящей с экрана картинке. Слышались классические «fuck you» и «shit» — с одной стороны, видимо, англоязычной, и никому, кроме хозяев, непонятные «хазир» и «тэмбэль» — с другой. Чернову казалось, что в руках туристов ничего не было — только пустые сжатые кулаки. Но нет, ошибся он! Какое-то сказанное одним из вефильцев слово, не пойманное Черновым, и — тут же резко выброшенная вперёд рука туриста, сверкнувший в секундном полёте крошечный непонятный предмет, короткий и страшный вскрик, кровь, сразу же залившая лицо вефильца… Он кулём упал, вовремя подхваченный товарищами, остальные бросились вперёд с мечами наперевес, и — вновь короткие летящие молнии, рассекшие воздух. И все вефильские парни, оставшиеся девять, попытавшиеся отомстить за друга, как пулей скошенные свалились в уличную пыль, схватились руками — кто за лицо, кто за грудь, кто за живот… И тогда медленно, но неотвратимо и грозно на немногочисленных всё же по сравнению с хозяевами туристской пошла вефильская молчаливая толпа. И мечи были в руках у мужчин, и камни, и тяжёлые металлические прутья, полученные от соседей из Панкарбо, может, тоже от Зрячего, от коллеги сидящего рядом с Черновым очкарика полученные… Знал ли он, Кузнец, для чего их ковал?..

А на площадь с неба уже падали крохотные чёрные яйца — точь-в-точь такие, как унёсшее Чернова в тюрьму. А из них выпрыгивали здоровенные орлы в чёрном, с бляхами на груди, с буквами «SS», более похожими на параллельные молнии — как у настоящих эсэсовцев из недавнего прошлого черновского ПВ. Чем-то хитрым они были оснащены или вооружены, не только трубками, похожими на фонарики «Maglite», а может, это «фонарики» и поработали, но только народ на площади волшебно застыл — все сразу, а те, кто подбегал к площади с окрестных улиц, словно натыкались на некую преграду, бились об неё и не могли прорвать…