Джин Вулф - Воин тумана (сборник) Страница 31

Я глаз не мог оторвать от висевшего над городом дыма. Потом спросил, неужели Афины до сих пор еще горят, ведь город разорили, насколько я понял, еще прошлой осенью.

– Ах, это уже не те пожары, которые устроили варвары, – сказала Каллеос. – Просто жители жгут мусор, расчищая свои пепелища. И пыли в воздухе тоже висит много. Стоило уйти армии Великого царя, и люди в Афины стали возвращаться почти сразу; они возвращались большими группами, море в этом году было особенно спокойное. После победы при Платеях вернулись даже самые богатые греческие семьи, а это значит, что мои клиенты снова будут жить в Афинах, а не на Саламине. Мы дома! И пусть звучат музыка и песни, пусть все мои друзья узнают, что Каллеос и ее девушки тоже вернулись!

Смотри, вон на священной скале строится новый храм в честь нашей богини.

Мне говорили, его начали строить сразу после окончания сражения, как только удалось собрать деньги.

– Замечательный будет вид, – заметил я.

– И всегда был! Там есть источник с соленой водой, который создал еще Громовержец в Золотой век, когда пытался предъявить на город свои права [79]. А чуть повыше растет – во всяком случае, росла до прошлого года – самая старая маслина в мире, самая первая, которую собственными руками посадила наша великая богиня. Варвары срубили ее и сожгли, однако, я слышала, от корней пошла новая поросль.

Я сказал, что очень хотел бы посмотреть на нее. Я был потрясен до глубины души и не мог не спросить, почему жители города не стояли насмерть, защищая столь древние святыни.

– Многие стояли! Например, хранители храма и сокровищницы – там было столько добра, что все было не увезти. Да и бедняки защищали храм, особенно те, кто не смог сесть на последние корабли. Еще до того, как армия Великого царя добралась до города, афинское Собрание послало в Дельфы гонца, чтобы спросить оракула, как быть дальше. Дельфийский бог «Аполлон» всегда дает хорошие советы, однако ставит при этом такие условия, что порой думаешь: лучше б его и не спрашивать. В тот раз, например, он сказал: вы будете в безопасности за деревянной стеной. Ты понимаешь, что это значит? – Она обернулась и посмотрела на меня. Я покачал головой. – Вот и мы не поняли. Большинство считало, что Дельфийский бог имел в виду корабли, однако на вершине холма были старые деревянные сосны, и кое-кто полагал, что речь идет именно о них. Сосны немного укрепили, но варвары подожгли их с помощью горящих стрел, а потом перебили всех, кто за ними укрылся.

Каллеос умолкла; она, похоже, утратила желание рассказывать что-либо еще, и я удовлетворился звуками музыки, исполняемой женщинами, и зрелищем разрушенных афинских улиц. С первого взгляда город показался мне не таким уж большим.

Чернокожий, который шел впереди, по знаку Каллеос свернул на боковую улочку, и мы остановились перед домом, у которого уцелели две стены.

Каллеос сошла на землю и с гордо поднятой головой двинулась к дому, но я видел, как по ее щеке скатилась слеза, когда она миновала разрушенные ворота.

Музыка и пение смолкли. Женщины бросились смотреть, не уцелело ли хоть что-нибудь из оставленного здесь имущества, хотя, я думаю, ни одна ничего так и не нашла. Матросы положили на землю вещи и потребовали плату – по оболу за каждый тюк. Мы с чернокожим объяснили им (он знаками, а я словами), что у нас ничего нет, и вместе с ними прошли в дом, чтобы разыскать Каллеос.

Мы нашли ее во внутреннем дворике. Она пинала ногой какие-то камни в груде мусора.

– Вот и вы наконец! – воскликнула она. – Живо за дело! У нас сегодня вечером гости, и я хочу, чтобы все здесь расчистили и привели в полный порядок.

– Ты еще не расплатилась с матросами, госпожа, – напомнил я ей.

– Так ведь у меня есть еще для них работа, дурачок! Пришли их сюда.

Нет, лучше займись работой, я сама поговорю с ними.

Мы сделали все, что было в наших силах. Мы очень старались спасти то, что еще можно было починить или хоть как-то использовать. Весь остальной мусор мы сжигали – как делали и тысячи других жителей города. Вскоре к нам присоединились и матросы; они латали двери и пытались создать хотя бы видимость стен из уцелевших кирпичей. Каллеос поинтересовалась, сколько урн и ваз уцелело. Я сказал, что всего три.

– Этого совершенно недостаточно! Латро, ты ведь можешь что-то удержать в памяти хотя бы в течение одного дня – так, кажется, говорил Гиперид?

Я не был уверен, но чернокожий утвердительно кивнул.

– Прекрасно. Я хочу, чтобы ты отправился на рынок. Торговцы, конечно, постараются всучить тебе мебель или ткани, но ты не обращай на них внимания, а найди обыкновенного гончара, который торгует с тележки, знаешь?

– Да, госпожа.

– И еще торговца цветами – тоже с тележкой. Скажи им, чтобы шли за тобой вместе со своими тележками, и приведи их сюда. Я куплю у них сразу все. Нет ничего лучше цветов, если мебели в доме совсем не осталось! Твой чернокожий друг пока останется здесь и будет работать. А когда вернешься, тебе тоже найдется дело, работы тут невпроворот.

Я все сделал так, как велела мне Каллеос, однако на обратном пути меня остановил мужчина с необычной и весьма неприятной внешностью. Плащ, окутывавший его тщедушную фигуру, был цвета бледного гиацинта; в руках он держал высокий посох с каким-то отвратительным крючком на конце и фигуркой женщины на набалдашнике; его темные глаза были такими выпуклыми, что казалось, вот-вот выскочат из орбит.

Держа посох в одной руке, он вторую прижал к груди и низко поклонился, как это делают на Востоке, но мне показалось, что в его повадке есть нечто шутовское – насмешка чудилась мне в его глазах, в его высокой тощей фигуре и всклокоченных волосах и во всех его словах и поступках.

– Не уделишь ли ты мне несколько мгновений, добрый мой господин? Я был бы бесконечно благодарен даже за самые пустяковые сведения. Могу ли я спросить, кому понадобилось столько различных ваз и цветов? Это, разумеется, не мое дело, но, право же, никакого вреда не будет, если ты скажешь мне. И кто знает? Вскоре, возможно, мне тоже удастся оказать тебе какую-нибудь небольшую услугу, господин мой. В конце концов, именно мышь прогрызла ту прочную сеть, в которую попался могучий лев, как некогда говаривал один мудрый раб с Востока.

– И цветы и вазы – все для Каллеос, моей хозяйки, – ответил я.

Рот незнакомца так широко открылся в улыбке, что мне показалось, будто у него, по крайней мере, сто зубов.

– Каллеос, дорогая старушка Каллеос! Я прекрасно знаю ее! Мы с ней добрые друзья; Ах, Каллеос! Но я и не думал, что она вернулась.