Томас Барнс - Око Владыки Страница 31

— В этом и состоит самое страшное? — недоуменно спросил Кийт.

— Не самое страшное, нет… Мои любознательные попутчики подошли ближе и исчезли в ненасытной гортани, которая таилась под пленкой. Губы заглотили их, как голодный хищник, потому что это необычная, странная форма жизни. Губы ждут своих жертв и могут подчинить сознание каждого существа, появившегося рядом, чтобы заставить его приблизиться. А потом…

— Но ты уцелел тогда?

— Нельзя сказать, что я полностью уцелел.

— Достопочтенный наставник, почему ты так говоришь?

— С севера Пайлуда вошел один человек, а с юга выполз другой… — горько сказал Лелио. — Трудно после этого утверждать, что я полностью уцелел. С тех пор у меня нет обеих ног, и я полностью ослеп.

— Нет обеих ног… Ты ослеп… — в замешательстве воскликнул Кийт.

Ему показалось, что в сознании раздался такой оглушительный удар грома, что этот невероятный грохот едва не разнес голову надвое!

В ошеломлении он долгое время не мог вымолвить ни слова, пока не пришел в себя.

Теперь ему стало понятно, почему аббат неподвижно сидит в своем высоком кресле, до самого пола задрапированном плотной материей. Стало ясно, почему наставник держится в полумраке и никогда не встречается взглядом со своим учеником.

Священник спокойно признался:

— Да, я остался жив и потерял ноги, сопротивляясь «дьявольским губам». Я потерял зрение и не вижу солнца с тех пор, как чудом выбрался из Пайлуда.

Повинуясь безотчетному чувству, Кийт вскочил с места и рванулся к наставнику, чтобы обнять его, но из этого ничего не вышло. Стоило ему двинуться с места, как Лелио предостерегающе выставил вперед сморщенную ладонь.

— Ты не должен жалеть меня! — твердо сказал он.

Голос аббата прозвучал так грозно, энергично и решительно, что Кийт ни за что не подумал бы, что перед ним сейчас находится слепой старец, прикованный к своему креслу. Нет, это был мощный голос человека, находившегося в полном расцвете своих сил!..

— Ты не должен сострадать мне, потому что это будет неправдой, — повторил он. — Да, я с тех пор я не вижу солнца… Точнее, я не вижу глазами. Но теперь я более четко вижу массу других вещей. С тех пор, как ослеп, я обрел настоящую остроту зрения. Ты понимаешь меня?

— Нет, достопочтенный наставник… — честно признался Кийт.

— Ты когда-нибудь видел, как горят глаза птиц, притаившихся в темноте под листьями?

— Разве у птиц горят глаза?

— Значит, не видел! Тебе доводилось наблюдать, как облака света ползут по кронам деревьев, а листья просыпаясь, поднимают свои ушки?

— Достопочтенный наставник, разве листья имеют уши?

— Значит, и это ты не видел.

Аббат назидательно задавал вопросы, и Кийт не мог отделаться от впечатления, что он снова перенесся во времена своей учебы.

Сердце его переполняла смесь самых разнообразных чувств. Здесь была и радость от необычного, пьянящего чувства встречи, и мучительная боль, возникающая от сознания того факта, что наставник пострадал, разыскивая его.

Голос священника за это время почти не изменился. В огромном дупле было почти темно, и сёрчера не покидало ощущение, что он снова молод и в первый раз познает мир.

Одно воспоминание всегда тянет за собой другое. Одна мысль приводит за собой другую. Кийт внезапно понял, что может восстановить в своей памяти самые мелкие детали, связывающие его с прошлым.

Он видел перед собой то же строгое, бледное, иссеченное глубокими морщинами лицо, окаймленное длинными прямыми волосами. Эти волосы уже в годы учебы Кийта были совершенно белыми, как снега далеких горных вершин. Сейчас они только стали гораздо длиннее.

Аббат, как это часто бывало и прежде, просто и естественно говорил:

— Улитка перетаскивает через лесную тропинку свой серый тяжелый панцирь. Раньше я не обращал на это внимания, а теперь вижу, как она приминает тонкие былинки… В жестких коротких волосках, которыми поросли стебли травы, утром появляются капельки росы. Я вижу, как солнце, отражаясь в них, играет и переливается всеми цветами радуги… Когда поют птицы, разноцветные струи вспыхивают на белом фоне!

Священник признался:

— Когда у меня было зрение, я не видел всего этого, как и многого другого. Ты знаешь, что каждый звук обладает цветом?

Осторожно, чтобы не обидеть своего уважаемого наставника, Кийт тихо возразил:

— Разве звуки могут имеют цвета? Я не ослышался?

— Раньше я тоже не знал об этом. Но теперь моя жизнь изменилась.

Аббат помолчал и добавил:

— Моя жизнь разломилась на две половины. Даже не знаю, какая из них для меня важнее. Теперь я живу в племени людей-птиц и буду с ними до своего последнего вздоха. Теперь я не просто живу в этой исполинской секвойе. Теперь я часть этого огромного дерева. Я могу не питаться обыкновенной пищей. Мне не нужен хлеб, не нужно мясо, мне даже не требуется вода! Когда это необходимо, я питаюсь жизненными соками дерева, которые двигаются от корней сюда, к самой вершине. Этому я научился тогда, когда стал жить вместе с людьми-птицами.

— Почему люди-птицы выбрали именно эту секвойю? — Кийт обвел взглядом необъятные своды, нависавшие над ними. — Потому что здесь есть такое огромное дупло?

— Раньше, мой мальчик, ты соображал гораздо быстрее, — покачал головой священник. — Может быть, это самое удивительное дерево на свете! Они странствуют по лесам и выбирают себе места для жизни точно так же, как в древности поселенцы забирали свои семьи, собирали свой нехитрый скарб и отправлялись через океан в поисках счастья. Только наши далекие предки, жившие задолго до Смерти, открывали новые земли и новые страны, а люди-птицы ищут свое счастье в лесу!

В памяти Кийта сразу всплыли воспоминания об истории американского континента, освоенного переселенцами из легендарного, безвозвратно погибшего континента под странным названием Европа.

— Люди-птицы считают дерево своим отцом, — продолжил священник. — Это старая, старая легенда… Может быть, это и не легенда, а только древняя история?

— Достопочтенный наставник, расскажи мне ее, — попросил Кийт. — Я хочу знать все об этом странном народе.

— Может быть, это ты принадлежишь к странному народу? — спросил аббат, и в голосе его прозвучала легкая обида. — А история возникновения людей-птиц очень проста… Когда-то давным-давно в их племени остались только женщины. Одна половина мужчин погибла во время войны, другая не вернулась с охоты, пытаясь добыть пропитание для своих семей. У них не было детей! Племени грозило вымирание, и тогда одна красивая рыжеволосая девушка попросила помощи у огромной секвойи. Девушка пришла ночью и легла спать на ветвях, а утром оказалось, что в ее чрево попало семя дерева. Когда прошел положенный срок, она родила мальчика. Род не угас, род вскоре стал многочисленным и процветающим. С тех пор секвойя считается отцом людей-птиц. Они живут на деревьях, рожают здесь и воспитывают детей.