Гай Кей - Повелитель императоров Страница 31

Белая и золотая смальта на синем фоне — такого синего цвета Пардос никогда не видел в Батиаре и не надеялся увидеть никогда в жизни — создавала небесный свод. Пардос сразу же узнал его руку и стиль. Кто бы ни руководил этими работами, когда Криспин приехал с запада, уже не он был здесь художником.

Пардос учился у человека, который это делал, он был его подмастерьем.

Он еще не охватил — и знал, что ему понадобится долго смотреть, чтобы хотя бы начать, — колоссальных масштабов того, что делал Криспин на этом куполе. Изображение не уступало по грандиозности величине купола.

Рядом с ним лекарь прислонился к мраморной колонне, все еще пытаясь отдышаться. Мрамор в приглушенном свете был зеленовато-голубым, цвета моря облачным утром. Бассанид молчал, медленно оглядывался вокруг. Глаза над бородой с проседью были широко открыты. О святилище Валерия ходили слухи и разговоры по всему миру, и сейчас они стояли внутри него. Повсюду трудились рабочие, многие в углах настолько далеких, что их не было видно, а только слышно. Но даже шум строительства менялся из-за огромного пространства, порождающего гулкое эхо. Он попытался представить себе, как здесь зазвучат песнопения, и у него комок встал в горле.

Пыль плясала в косых лучах солнечного света, которые падали вниз из окон, расположенных высоко на стенах и вокруг всего купола. Глядя вверх, мимо висящих масляных ламп из бронзы и серебра, Пардос увидел высокие помосты возле покрытых мрамором стен, на которых выкладывали мозаичные узоры из цветочных гирлянд и орнаментов. Только один помост возносился к самому куполу, к северной стороне большой дуги, напротив входа. И в мягком, нежном утреннем свете в Святилище божественной мудрости Джада Пардос увидел на этом высоком помосте маленькую фигурку человека, вслед за которым проделал весь этот путь на восток, непрошеный и нежеланный, так как Криспин наотрез отказался взять с собой кого-либо из учеников, когда отправлялся в путешествие.

Пардос еще раз вздохнул, чтобы успокоиться, и сделал знак солнечного диска. Это святилище официально еще не освящено — здесь отсутствовали алтарь и подвешенный за ним золотой диск, — но для него это уже была святая земля, и его путешествие, или эта его часть, закончилось. Он в душе возблагодарил Джада, вспоминая кровь на алтаре в Варене, диких собак той жутко холодной ночью в Саврадии, когда он решил, что умрет. Он жив, и он здесь.

Пардос слышал голоса стражников снаружи — теперь их было больше. Голос молодого человека сорвался на гневный крик и резко оборвался после ответа солдата. Он взглянул на лекаря и позволил себе криво усмехнуться. Потом вспомнил, что слуга бассанида мертв. Они спаслись, но радоваться еще не время, во всяком случае лекарю.

Неподалеку от них стояли два мозаичника, и Пардос решил, что если он заставит ноги повиноваться ему, то подойдет и поговорит с ними. Но не успел сделать этого, так как услышал их встревоженные голоса:

— Где Варгос? Он бы смог это сделать.

— Ушел переодеваться. Ты же знаешь. Его тоже пригласили.

— Святой Джад! Может быть… э… один из подмастерьев каменщика сможет это сделать? Или каменотеса? Возможно, они его не знают?

— Никаких шансов. Они все слышали эти истории. Нам придется самим, Сосио, и прямо сейчас. Уже поздно! Бросим жребий.

— Нет! Я туда не полезу. Криспин убивает людей.

— Он говорит, что убивает. Не думаю, чтобы он кого-нибудь убил.

— Ты так думаешь? Хорошо. Тогда ты и полезай.

— Я сказал: бросим жребий, Сосио.

— А я сказал, что не полезу. И не хочу, чтобы ты туда поднимался. Кроме тебя, у меня нет братьев.

— Он же опоздает. Он убьет нас за то, что мы позволили ему опоздать.

Пардос обнаружил, что способен двигаться и что, несмотря на утренние события, старается сдержать улыбку. Слишком много воспоминаний пробудилось в нем, неожиданных и ярких.

Он прошел вперед по мрамору в неярком свете. Шаги его ног в сапогах отдавались тихим эхом. Братья — они оказались близнецами, совершенно одинаковыми — обернулись и посмотрели на него. Вдалеке кто-то уронил молоток или резец, и инструмент зазвенел мягко, почти музыкально.

— Насколько я понимаю, — серьезно произнес Пардос, — проблема в том, чтобы прервать работу Криспина на этом помосте?

— Кая Криспина, да, — быстро ответил тот, которого звали Сосио. — Ты его знаешь?

— Он должен быть на свадьбе, — сказал второй брат.

— Прямо сейчас! Он участвует в церемонии. — Но он никому не разрешает отрывать его от работы!

— Никогда! Он за это кого-то однажды уже убил! — Еще в Варене. Говорят, мастерком! В святой церкви! — На лице Силано отразился ужас. Пардос с сочувствием кивнул.

— Знаю, знаю. Он это сделал. В церкви! Собственно говоря, этим человеком был я. Это было ужасно — умереть вот так! Мастерком! — Он помолчал и подмигнул, когда у них обоих одинаково отвисла челюсть. — Все в порядке, я его позову вместо вас.

Он прошел вперед, пока улыбка, которую он просто не мог больше сдерживать, не выдала его с головой. Он прошел прямо под потрясающе огромным пространством купола. Посмотрел вверх и увидел изображенного Криспином Джада на востоке, над проявляющимися деталями Сарантия, словно возникающего на горизонте. И поскольку Пардос провел всю зиму в некой церкви в Саврадии, он сразу же заметил, что учитель делает со своим собственным изображением бога. Криспин тоже там побывал. Неспящие ему об этом сказали.

Он подошел к помосту. Два молодых подмастерья стояли там, придерживая его, как всегда. Обычно те, кто выполнял эту задачу, скучали и бездельничали. Эта пара выглядела перепуганной. Пардос никак не мог удержаться от улыбки.

— Придержите помост для меня, пожалуйста, — попросил он.

— Туда нельзя! — в ужасе ахнул один из парней. — Он там, наверху!

— Я так и понял, — ответил Пардос. Он легко вспомнил, что чувствовал себя точно так же, как этот побледневший подмастерье, и, наверное, выглядел точно так же. — Но ему надо кое-что передать.

И он схватился за перекладины лестницы и стал подниматься. Он знал, что высоко над ним Криспин скоро почувствует, если сразу же не почувствовал, толчки и покачивание. Пардос смотрел на свои руки, как их всех учили, и поднимался.

Он добрался до половины пути, когда услышал хорошо знакомый голос. Он прошел полмира, чтобы снова услышать этот холодный, разъяренный голос:

— Еще на одну ступеньку поднимешься, и я тебя прикончу, несчастный, а кости растолку в порошок и замешаю в известку.

«Это сильно сказано, — подумал Пардос. — Что-то новенькое».