Марина Дяченко - Авантюрист Страница 32

– Ретано, – сказал Чонотакс почти что жалобно. – Зачем ты такой нервный, я же говорю с тобой, как с другом…

Я запустил в него эфесом. Промахнулся с трех шагов; жалобно брякнув о стену, огрызок фамильной шпаги проскакал по комнате из угла в угол.

– Ретано, все или еще что-нибудь?!

Так не бывает.

Я могу преспокойно драться один против двух десятков – но бритая бестия с черными узкими глазами, вызывающе спокойная бестия едва не свела меня с ума.

Ярость моя была как смоляная яма, разверзшаяся вдруг под ногами.

Еще минута – и я ухнул бы туда с шумом и плеском, с ревом уязвленной гордости, отчаянно и безвозвратно. И в сладостном процессе мести превратился бы в беснующуюся, брызжущую слюной, бессильно кидающуюся обезьяну. Возможно, я взялся бы душить господина мага, или бросать в него мебелью, или бить ногами; вероятно, я позабавил бы Чонотакса Оро. И еще вероятнее – потом, не переживя позора, повесился бы на первом суку.

Я чудом сдержался.

Я горжусь собой – я сдержался; под взглядом черных, малость сумасшедших глаз вернулся в кресло. Сел и закинул ногу на подлокотник, хотя мышцы были как деревянные.

– Ретано… Имей терпение. Я сделаю все, что обещал… чуть позже. И чем охотнее ты станешь мне помогать – тем скорее произойдет это освобождение… Понимаешь?

– Шантажист, – сказал я сквозь зубы. – Ты… Я сроду не боялся магов, никаких. Более того – для моего дела требовался именно сильный маг, я еще, помниться, радовался любому доказательству Чонотаксовой состоятельности…

А теперь у меня впервые возникла мысль, что, возможно, мне вообще не следовало переступать порог этого дома.

Мысль показалась мне унизительной, и, стирая саму память о ней, я издевательски усмехнулся:

– Горами двигаем? На ярмарку, зарабатывать – не пробовал? Нет?

Черно не обиделся. Пробормотал без улыбки, как-то даже грустно:

– Горами… А ты как думал, Ретано? Ты вот ездил-мотался, много нашел охотников твой Приговор отменять? В очередь, поди, становились?

Я отвел глаза.

Он был прав. Ни одна скотина не взялась; а были ведь, как тот старичок на болоте, вполне приличные маги…

Я вспомнил, как радостно таскал чужие кошельки амнистированный Кливи Мельничонок. У нас с ним разные приговоры – но Судья-то один и тот же!..

– Ты, значит, у нас особенный, – процедил я, глядя в сторону. – Маг из Магов Чонотакс… Прямо-таки воплощение великого Дамира. Да?

– Какая разница, чье именно воплощение, – рассеянно вздохнул Черно, и от этих его слов мне почему-то сделалось не по себе.

Короткий зимний день подходил к концу. Белый матовый свет понемногу наливался красным – завтра будет ветрено, и ветер будет обжигать…

Холод, которого я до сих пор не замечал, внезапно подступил со всех сторон, пробрался под одежду, залез в сапоги; мне захотелось взяться руками за плечи, но я удержался. То был бы жест, выдающий слабость.

– Ретано… Ты сказал Алане, что золото ржавеет?

Я поднял голову. Некоторое время смотрел господину магу в глаза, потом отвернулся снова:

– Иди… к псам. Хватит, комедия закончена. Я тебе служить не стану, жалею только… что девчонку в это дело втравил. Ну да ничего, молодая вдовушка… снова замуж выйдет. Будь здоров, Чонотакс Оро. Счастливо оставаться.

И, ощущая странное облегчение, поднялся и вышел.

До замка я добрался уже в полной темноте. Итер встретил меня на пороге, и с первого же взгляда на его вытянувшуюся физиономию стало ясно, что умереть спокойно мне не дадут.

– Госпожа Алана… Она… еще как вы ушли, солныщ-ко было… прогуляться… в рощу… Отчего не прогуляться?! Час нету… Два нету… Я мальчишек послал… следы, говорят, ейные, через рощу да на дорогу, а там полозья… потеряли, короче. Я уж и в поселок… посылал… нету, как языком слизали…

Алана.

Усталость надавила, навалилась, вжала в землю, кажется, даже следы мои на снегу сделались глубже. Волоча ноги, я вернулся к конюшне, тяжело взобрался в седло и поскакал в поселок.

Сколько там кабаков? Два? А в соседнем поселке? А притоны, о которых я ничего не знаю?..

Вот как, я обидел Алану. Дважды подряд обидел, оба раза страдала память о ее драгоценном брате, неудивительно, если в первом же трактире я обнаружу пятнадцатилетнюю женушку, пьяную как сапожник…

Привязывать буду, подумал я, ожесточенно нахлестывая лошадь. От меня не убежишь… на цепь посажу. Узнает, каково… позорить имя Рекотарсов…

А позору не оберешься. Здесь не город; здесь только один господин Рекотарс на всю округу, и в кабаке, где пьянствует нежная госпожа, наверняка уже собрались зеваки…

Лошадь возмущенно вскричала. Я обращался с ней поквински. Эдакий хряк в седле…

Аланы не оказалось ни на постоялом дворе, ни в большом трактире, ни в маленьком трактирчике на окраине. Более того – никто ее и не видел, все глаза смотрели с одинаковым удивлением, а ведь здешние жители не из той породы, чтобы лицемерить и хранить тайну…

Лошадь, которую я гнал по снегу, выбивалась из сил.

В соседнем поселке Алану не видели тоже. Как будто, выйдя из замка, она взмахнула руками и поднялась прямиком в холодные небеса.

Я заснул под утро. Всю ночь мне мерещился стук в дверь – будто явился полковник Солль, будто бы он приехал в гости к дочери… И мне предстоит выйти к нему навстречу.

А потом оказывалось, что это бред. Что это ветер стучит в окно – и тогда я успокаивался, и спрашивал себя: а может быть, ее и не было? Аланы? Может быть, потрясенный приговором Судьи, я полгода пропьянствовал в замке и допился до хмельных видений?!

Утром я задремал; стоило сну сомкнуться над моей головой, как перед закрытыми глазами тут же обнаружился темный канал, горбатый мостик над каналом… где-то все это уже было.

А на мостике стоял старик. Длинный и тощий; старика я точно никогда не видел, и предпочел бы не встречаться с ним вовсе, потому что взгляд у него был… Как будто я смотрю на лекарский ланцет. И сразу захотелось проснуться.

– Она у него, – устало сказал старик, роняя камуше неподвижную черную воду. По воде разошелся круг.

Я хотел взять с собой старосту и людей из поселка, но никто не пошел. Все оказались больными, слабым1 многодетными; староста извинялся и приседал, но идтти на холм ему никак не можно. Пусть благородный гос, подин Рекотарс великодушно простит – но не мужицкое это дело, вламываться к магу, господин Рекотар свободная птица, а мужикам тут жить, их земелька кормит…

Итер не смел отказать – но глядя на его иссиня-бледное лицо, я сам отменил собственное распоряж ние. Взял огниво и вязанку факелов, у подножия холм зажег сразу два – и двинулся на гору, с огнем среди бела дня, будто пещерный дух, они, говорят, тоже с лампами бродят…

Калитка не была заперта. Как обычно.

Дверь отворилась почти сразу же; Черно стоял в гл бине прихожей, по уши закутанный в мохнатую шубу.

– Привет, – сказал я, пропуская факел впереди себя. – Я пришел тебя согреть.

Трудно сказать, чего я ожидал. Черно молчал; отсветы пламени плясали на голом черепе.

Я шагнул вперед, намереваясь ткнуть его факелом лицо…

– Осторожнее, – сказал он негромко, – Ты неверно понял. Я не люблю огня – не значит, что я боюсь его Ты ведь тоже не любишь дерьма. Но если некто швырнет в тебя… какашкой, ты ведь не пустишься в ужасе бежать? Нет?

И, пока я хлопал глазами, протянул руку и оторвал от факела клочок огня – оторвал, как кусок соломы.

– Извини, что я сбил тебя с толку.

Несколько мгновений пламя прыгало у него на ладони – как-то странно прыгало, будто пытаясь убежать; потом он сжал пальцы – пламя скомкалось, как тряпочка, и погасло.

И оба моих факела погасли тоже.

Стало темно. А может быть, мне показалось; Черно Да Скоро высился передо мной, как черная мохнатая тень. Да только на голой макушке лежал тусклый блик.

– Что стоишь? Пришел – заходи… Мы с Аланой как раз о тебе говорили. Зайдешь?

Я не двигался с места.

– Если раздумал – иди домой… Алана потом вернется. Только на пороге не стой, потому как дверь закрыть надо… Сквозит…

– Алана! – позвал я хрипло. Огромный дом молчал.

– Тебе это запомнится, – сказал я глухо, наперед зная, что это не пустая угроза, что я наизнанку вывернусь, но отомщу Чонотаксу Оро.

За ощущение полного бессилия, свалившееся на меня в эту минуту.

– Войди, – терпеливо повторил Черно Да Скоро. – Ты просто… извини, Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок. Ты две недели вез эту книжку – и даже не удосужился толком ее почитать. Женился на девушке – и даже не разузнал толком… о ее семье. О брате…

Снова – этот ее брат.

– Опять-таки извини, Ретано. Я думал, что ты свяжешь в уме… Аланиного деда, его книгу, Луара. Я думал, что ты мне сознательно поможешь… Вместо этого ты впал в истерику. Жаль; собственно, на этом этапе я уже могу обойтись без твоей помощи. Извини.

– Алана!! – рявкнул я так, что зазвенели стекла. Пауза.