Ученик Хранителя Cнов - Елизавета Лещенко Страница 32

Зато слева от проёма висела самодельная полка, на которой пылились какие-то блокноты.

На корешке одного из них раскосым, похожим на женский, почерком Тома было выведено: «Бытовые повреждения».

Эрни заметил, что под полкой стоит старое железное ведро, из которого торчит большая грубая деревянная кисть с щетиной, окрашенной следами странных субстанций. Над ведром из стены торчал допотопного вида, однако, чистый на вид, кран. Рядом со стеной, недалеко от ведра, лежали пакеты с порошками разных цветов. По запаху было понятно, что все эти порошки имели исключительно растительное происхождение.

Поскольку никакого естественного материала для починки крыши в обозримом пространстве всё равно не наблюдалось, Эрни решил полистать блокнот.

Половину блокнота занимали схемы и руны, дальше были нарисованы растения и их части, подписанные на языке, который Эрни расшифровать не мог.

Однако, почти в самом конце неожиданно обнаружилась надпись на современном языке: «Туман для чайников». Поскольку это, в принципе, была единственная запись, которую Эрни был способен прочесть, он решил попробовать приготовить туман.

Изящный почерк Тома сообщал:

«3/7 — розовый, 2/7 — зверобой, 1/7 — песок Испания, 1/7 — толчёный жемчуг». Эрни было испугался, что ему придётся отправляться, вслед за Томом, в Испанию, чтобы накопать немного песка, а это отняло бы немало времени. Однако он заметил, что возле стены уже имеются два пакета с песком: только один был коричнево-жёлтым, с примесью мусора, мелких камней, сухой травы и ракушек, а в другом песок был однородным, чистым, почти белым. Эрни вспомнил широкий берег испанского пляжа: сомнений не было — во втором пакете песок из Испании.

Эрни вытряхнул пыль и мелкий мусор из ведра, ополоснул ведро и кисть водой из-под крана, насухо вытер их тряпкой, которая до этого лежала вместе с кистью в ведре.

Там же лежала металлическая лопатка. Также возле стены стояла доска со следами разноцветных порошков на ней. Эрни ополоснул и вытер насухо и её тоже.

Оставалось разделить на части порошки в верном соотношении.

Трезво оценив свои математические способности, Эрни предпочел положиться на глазомер и интуицию, как обычно и поступал в таких случаях. Тем более, весов и мерных чаш нигде не наблюдалось, впрочем, Том вообще не хранил дома такого рода вещи.

Эрни насыпал на дощечку четыре субстанции, разделил их на глаз по рецепту Тома, аккуратно ссыпал лишнее обратно в пакеты и высыпал четыре волшебных ингредиента в ведро.

Размышляя, что делать дальше, одним глазом косясь в блокнот, Эрни помешивал содержимое ведра. Пахло розами и морем. Перламутровый жемчуг красиво искрился. Всё это было прекрасно, однако туман выглядел совсем не так. Ни на этой, ни на следующей странице никаких записей больше не было. Только внизу, в правом углу, был нарисован маленький кран, сильно похожий на тот, что торчал из стены. Из нарисованного крана капала нарисованная вода. Рядом была пририсована стрелка, изображавшая круговое движение слева направо.

Только теперь он заметил приписку на полях соседней страницы, обведенную карандашом вместе с рецептом тумана:

«Плюнуть, подуть, три раза повторить „Отпади мой длинный нос!“». Рядом был пририсован смайл и «отпавший» нос, действительно, довольно длинный. Типичная шутка в духе Тома.

Эрни подставил ведро с песком из Испании и прочими ингредиентами под кран и, налив немного воды, помешал раствор по часовой стрелке. Запах роз и моря усилился. Субстанция стала темно-фиолетовой, с перламутровым оттенком. Из неё вылетели две призрачные бабочки цвета индиго, врезались в стену и беззвучно растаяли. Эрни не понимал, что они собой представляют, но ему почему-то стало жаль их.

И всё же, нужно было готовить туман, а не колдовать над бабочками.

Эрни набрал ещё немного воды и снова помешал. Жидкость перестала блестеть и бурлить и поменяла цвет на тёмно-синий. К тому же, её стало почти вдвое больше.

Ещё немного воды — ведро наполнилось до краев изумрудной жидкостью без запаха, больше похожей на конденсат, чем на воду. Ещё немного — туман готов. Темно-зелёный, вязкий, тягучий тяжёлый дым.

Эрни взял ведро и кисть, осторожно пробрался сквозь проем на корточках, стараясь не расплескать туман.

Снова совершив переход через поле боя, он осторожно поставил ведро на стремянку и взобрался на неё сам. Хорошо, что потолок в лесном домике был не слишком высоким и он, не будучи таким рослым, как Том, легко доставал до крыши (точнее, дыры в ней).

Эрни опустил кисть в ведро, туман налип на неё, как желе. Эрни поднес кисть к краю дыры и аккуратно нанес субстанцию на всё ещё дымившийся повреждённый участок. Дыра уменьшилась вдвое. Ещё немного тумана — и ранения как небывало.

Спускаясь вниз, Эрни ненароком задел ведро и почти половина тумана из ведра выплеснулась на ковёр. Туман распределился по всей поверхности ковра и исчез в нём. Ковёр почистился, изменил орнамент и отрастил шерстинки.

Что ж, раз это работает так, остаётся решить, на что потратить остальные полведра.

Чинить ножки кровати таким образом было опасно: неизвестно, чего ожидать от неизвестно откуда взявшегося танка, если потревожить его гусеницы.

А вот покрывало обновить можно. Эрни перевернул ведро и выплеснул остаток тумана на кровать. Порвавшееся в нескольких местах тонкое плюшевое фиолетовое покрывало превратилось в плотное, добротное покрывало королевского синего цвета с золотыми звездами и серебряными месяцами на нем, по-видимому, вышитыми дорогими шелковыми нитками. Ни звёзды, ни месяцы никак не страдали от присутствия танковых гусениц — всё покрывало было целым и чистым.

Что ж, по части бытовых повреждений он, пожалуй, сделал всё что мог.

Нужно вернуть стремянку и ведро на место и привести себя в порядок к приходу Нины: только сейчас Эрни заметил, что до сих пор ходит в пижаме, со всклокоченными волосами и неумытым лицом.

Эрни снова пропихнул стремянку и ведро сквозь узкий проход, поставил всё на место и вылез обратно.

Запирая старый-престарый замок почти окаменелым ключом, который с трудом проворачивался в замке, всё время застревая, и весил не меньше, чем женская гантеля, Эрни чувствовал себя удовлетворённым и уставшим.

В доме Тома, как и в его обществе, он чувствовал себя особенным — человеком, способным превратить в приключение то, что другие сочли бы за катастрофу. Магия этого дома была ему по душе: он был частью её, а она жила в нем, вдохновляла, поддерживала, вселяла веру в себя.

Даже старинная лютня, на которой он уже неплохо играл теперь, и хотел бы играть и всю оставшуюся жизнь, тоже нашлась в